19/VII
Никонов закинул было мне, что хорошо бы мне сыграть Бондаря в «Антее»[1] — секретаря, со всеми проистекающими отсюда качествами — точнее, бескачественностью, с должностью вместо характера.
Нет.
«ЛИР» (РИГА)
Вот играть бы да играть, репетировать нового Шекспира, а сил нет… то есть силы есть, а сердце лимитирует… Все думалось, что успею и то и другое: все и всегда утверждали, что к Шекспиру надо подходить постепенно и со временем. Время пришло, а возможности ушли. Не сыграны ни Ромео, ни Гамлет, не смогу сыграть ни одной новой роли…
Рошаль долго и пространно говорил о силе, мощи и философии образа. «Я много видел Лиров, до Поссарта[2] включительно, — он играл дряхлого старика, видел разных… У вас пленяют огромное обаяние, озорное существо короля и сила. Он героичен у вас. Обычно актеры хватались за сердце, когда надо было умирать, вы — полный физических сил и озорства, могучий, подвижный — напоминаете о недуге очень точно и последовательно старите его, не лишая силы. Очень обаятельный образ. Берут за живое философские рассуждения о «лишнем» в человеке, о том, «что есть человек». Нравится жизнеутверждение, утверждение жизни даже в сумасшествии».