15/XI
«ЛИР» (ЛЕНИНГРАД)
Как бы мне суметь оставить два сильных акцента на всю первую картину? Не поддаться искушению дать больше того, что нужно, очень уж «несет». Здесь удержусь — дальше легче будет.
С Гонерильей вместо замаха плетью сделать один резкий рывок к ней, обернувшись на первое обращение — «А, дочь моя» — и вполоборота, а на ее реплику — в полный оборот.
Зал — «яблоку упасть негде» или, как сказал Сандлер: «Сегодня будут сносить двери!»
Первый акт шел хорошо. Второй — хуже. Третий — неважно.
А «акценты» я выдержал, и это явно на пользу. В следующий раз, успокоившись, сделаю их еще более резкими, а «главным» сделаю один: «Подлец! Изменник!» (Первая картина — Кенту).
Последнюю картину играл наполненно, хотя О. К. говорит, что «перебрал»: «Куда девалась половина свиты?» — было лучше, когда играл, что не находит слов, нет голоса, путаются мысли… Очевидно, это правильно. Верну. […]
Приняли спектакль великолепно.
Реакции умные, бурные и смеховые и на тишину, и на сомнение… Зал был самый лучший из всех, которые были на «Лире». 2–2,5 тысячи зрителей. Это не тысяча и не 500 человек, а по культуре — однороднее и выше.
Аплодисменты сильные, длительные и настойчивые. Сдержанные, но определенные — на выход:
«Вы, старческие, глупые глаза, А то я вырву вас и брошу наземь» — такие, что Баранцев кричал, звал, махал плетью… все равно не утихали.
Хорошие — на конец акта.
Во втором акте — на «Шут мой, я схожу с ума!» — тоже активные, горячие.
На бурю.
На обморок — большие, долгие (спасибо им, я лежал и отдохнул).
На уход с песней.
По окончании акта — нет, не официальные, а сердечные.
В третьем — не было.
По окончании спектакля выходили вместе, порознь, минут 30. Вульф говорит, что после 14 раз она потеряла счет. Очень хорошо принят Шут.
Говорят, что на спектакле было много актеров. Ко мне никто не заходил.
Свободное копирование
