25/1
«МАСКАРАД»
На двух прошедших спектаклях было весьма показательно что в нашем спектакле много просчетов, проистекающих от излишней уверенности в своих талантах, знании, от… безапелляционности…
Вот ведь я тот же, что и в Ростове (когда играл Арбенина с местным театром), а Плятт не может идти ни в какое сравнение с ростовским исполнителем Казарина — А. И. Завадским[1], и Кузнецова[2] в баронессе не лучшая исполнительница, а Михайлов больше Звездич, чем Филиппов[3], и Хачатурян много сильнее Артамонова, а вальс его единственный, подлинно трагический, вальс смятенных чувств, и Волков — художник, уж я не говорю о Завадском, а эффект от представления у нас не тот, который, казалось бы, напрашивался сам собою.
Да, наш спектакль неизмеримо выше, точнее, он — вне сравнения с ростовским, но он и холоднее, академичнее, успокоение […]
Темп исполнения ростовчанами, мгновенные перестановки, без антрактов между картинами, живой оркестр, талантливая Нина, горячий Неизвестный делают спектакль подвижным, горячим, непосредственным, молодым, взволнованным. А у нас он умозрителен и объективен.
Ю.А. иногда мне ставит в вину, что я играю замедленно…
Не снимаю с себя возможной вины. Когда-то и я бываю не в форме. Но я бывал не в форме и в Ростове […]
Горячность, темперамент в искусстве — это огромное подспорье впечатлению. Нет темперамента, развей хоть темп…
Искусство — напряжение. Размагниченное любование приемами расхолаживает и дает людям возможность отвлечься.
Найти мастерство в овладении темпом и ритмом.
Спектакль играл легко и хорошо, но на сцене опять непорядки с радио.
Надо читать монолог Арбенина в восьмой картине под оркестр. Больше не могу.
Зал полон. Слушает хорошо.
Свободное копирование
