6/XI
Встреча с болгарскими артистами.
Ю.А. предоставил мне слово.
— А как ты, Коля, думаешь об искусстве артиста?!
— Хорошо думаю. Стоящее занятие.
Как-то повелось, что когда спектакль не получается — драматург обвиняет артиста, артист автора… Наверно, повинны в том, что спектакль не волнует зрителя, и тот и другой, хотя по-разному и в разном.
Не прав А. Л. Шапс, что классика волнует меньше, чем современная пьеса. Неверное заверение. Какая современная пьеса, как решена классическая…
…Я получил письмо от одного почтенного и сведущего человека в искусстве, который назвал «Отелло» «дальнобойным орудием».
На основе тех спектаклей, которые я сыграл, а сыграл я роль свыше 500 раз, в разных обстоятельствах, в разных странах, в разной среде — по образованию, мировоззрению, верованию, — я чувствую, что он прав относительно того, что это произведение «дальнобойное».
Но мы знаем, что классика не всякий раз, как, впрочем, и хорошая современная пьеса, пользуется успехом, несмотря на свое совершенство.
Вот я и подошел к тому главному, что мне хочется сказать моим болгарским друзьям.
Мысль одного мудрого человека заключалась в том, что писать надо тогда, когда не писать не можешь… Но все ли люди занимаются искусством потому, что не заниматься им не могут? А всегда ли мы поем своим голосом, если не петь не можем?
Нет.
Часто мы боимся потерять то, условно говоря, кресло, которое приняло все выемки и выпуклости некоторой части тела, сидящего в нем, и стало таким удобным. Другие боятся потерять персональную машину, расположение начальства…
У нас почему-то стали думать, что начальник, раз он начальник, знает лучше самого художника, что данному художнику надо, какими образами он должен жить, какие думы ему не должны давать спать по ночам. Такой художник с удовольствием освободит себя от заботы что-то решать. Так спокойнее.
Но тогда и получается то, чему я был сегодня свидетелем, слушая радио. Поэты читали свои стихи, посвященные великому Октябрю — светлому празднику человечества. Судя по протокольным выражениям, знакомым и приевшимся образам, я не был уверен, что поэты писали эти стихи потому, что не писать их не могли.
Искусство — плод большого, талантливого, напряженного существования в труде, во вдохновенном труде. Оно требует всего тебя, без остатка, и потому всякое полуделанье — искусства не создает. К таланту, что безусловно, нужна горячая, напряженная, сосредоточенная душевная жизнь со своим народом, в тесном с ним единении. Ведь мы — певцы его души, его мечты.
Всякое напряженное существование требует сил, и характерно то, что сколько бы их ни было у творца, их никогда не будет в избытке.
Иногда задумаешься над советом и диву даешься: «Ты сегодня играй вполмеры, вполноги, ты устал, ты болен или еще что»…
А по мне: либо играть в полную меру, либо не играть.
В театрах стали даже поговаривать, что система Станиславского что-то не учитывает, она-де очень изнашивает актера, ведь К.С. предполагает жизнь актера в средоточии всех его душевных сил.
Что можно сказать на это?
Можно делать большой жест, можно его вообще не делать, можно дать большой звук, можно небольшой.
Эти качества выражения должны диктоваться только внутренней закономерностью образа, а не соображениями экономии сил «для долгого существования».
Что же касается того, что система изнашивает, могу сказать, что… тут уж надо выбирать каждому по своему усмотрению, что кого устраивает больше. Но это относится к искусству жить, а не к искусству творить.
Свободное копирование
