6/II
Творческий вечер.
Билетов нет.
Пришел в филармонию за три четверти часа. Холодище страшный. То ли от волнения, то ли от холода, но дрожу мелкой дрожью.
Читал минут пять — перехватило горло от холода. Изо рта пар валит, как из паровоза. Чувствую, голос подчиняется мне все меньше и меньше. Струя горячего, струя холодного, струя горячего, струя холодного… Наконец, несколько слов сказал шепотом. Звука нет. Запнулся. Впечатление, что забыл текст. Потом в самом деле забыл. Вернулся строчкой обратно. Собрал силы и пошел… Дочитал.
«Демона» читал минут 55. Тишина была мертвая. Не кашляли, а если и случалось, то в воротник или в шапку. Сидели, конечно, в шубах. Я один в костюме.
Успех несомненный. Долго вызывали. Горячо аплодировали.
Сам немного согрелся во время чтения. Но руки прячу за спину и редкий жест делаю мельком, потому что руки бурачно-красные, неприличные.
Во втором отделении голос привык, хотя стал хрипнуть, но все же подчинялся. Хрип чем дальше, тем больше, стал уместен и стал играть даже положительную роль. В Шолохове — брал его уже как характерность.
«Демона» читал плохо. Второе отделение — лучше. Хорошо, что все шло по нарастающей.
Много вызывали. Пришлось два раза бисировать: читал еще два отрывка из «Тихого Дона»[1]. Требовали Арбенина — отказался. Это затянулось бы еще на отделение, да и вообще я не читаю того, что я играл в фильмах.