А. Э. Булгак
[Александровская пересыльная тюрьма][1] 5 марта
1902 г.
Дорогие Альдона и Гедымин!
Я уже в Восточной Сибири, более чем за 6 тысяч верст от вас, от родного края, – но вместе со своими товарищами по заключению. Я еще не свободен, еще в тюрьме; жду весны, чтобы, когда вскроются реки, двинуться еще на 3–4 тысячи верст дальше на север. В Москве мне удалось только один раз увидеть Владыся и Игнася[2] и не имею даже понятия, что у них слышно, так как неожиданно нам не дали больше свиданий. Что же вам написать? Я тоскую по родной стране, – об этом вы знаете. Однако им не удалось вырвать из моей души ни мысли о нашем крае, ни дела, за которое я борюсь, ни веры в его торжество; этой верой и тоской я живу и здесь, мысли бегут к братьям моим[3] – и я вместе с ними. Конечно, бывают минуты тяжелые, ужасные, когда кажется, что боль разорвет тебе череп; однако лишь боль эта делает нас людьми, и мы видим солнце, хотя над нами и вокруг нас – тюремные решетки и стены. Но довольно об этом. Опишу вкратце свою жизнь.
Я сижу в Александровской тюрьме в 60 верстах от Иркутска. Весь день камеры наши открыты, и мы можем гулять по сравнительно большому двору,[4] рядом – отгороженная забором женская тюрьма. У нас есть книги, и мы читаем немного, но больше разговариваем и шутим, подменяя настоящую жизнь пародией на нее – забавой. Письма и вести из родной страны – вот единственная наша радость. Я встретил здесь многих земляков, преступников не политических, которые так же тоскуют по родному краю и семье и которые в очень многих случаях попали сюда лишь вследствие произвола царской администрации. Я стараюсь изучить этих людей, их жизнь и преступления; узнать, что толкнуло их на совершение преступлений, чем они живут… Представьте себе, есть и такие, которые сидят здесь по 10 месяцев, ожидая лишь отправления в то место, где им должны выдать паспорта… Вообще, если об Европейской России много можно говорить и писать, то о Сибири лучше молчать – столько здесь подлости, что не хватит даже времени все перечислить. С постройкой железной дороги всевластие мелких пиявок понемногу уменьшается, но, как обычно, зло исчезает чрезвычайно медленно.
Дорога из Седлеца, длившаяся два месяца, чрезвычайно утомила меня. Из Самары я ехал 10 суток без остановки и без отдыха, теперь мне обязательно нужно немного поправить свое здоровье, так как оно не совсем в порядке. К счастью, наступили теперь теплые, солнечные, весенние дни, и воздух здесь горный и сухой – здоровый для слабых легких. А тюрьма меня не очень раздражает, так как стражника я вижу только один раз в день, и весь день я среди товарищей на свежем воздухе.
Напиши мне, дорогая, что у вас слышно, как вы живете, как чувствует себя Гедымин и ваши детки? Где братья и что с ними? Свободен ли Казио,[5] за границей ли он? Будьте здоровы! Обнимаю вас.
Ваш Феликс
Свободное копирование
