Тюрьма отбирает у заключенного свободу передвижения, свободу делать то, что ему хотелось бы. Полосатая одежда лишает человека быть самим собой – он лишается "индивидуальности", становится безличным – "как все"!
Слушая рассказы или читая воспоминания тех, кто изведал "прелесть" советских тюрем, я не мог себе представить ту жестокость и ту бесчеловечность – как физическую, так и моральную, – с которой сталкивались заключенные, будь они советские или нет. В немецкой тюрьме, несмотря на полосатую одежду, заключенного не лишали его "индивидуальности": за ним сохранялись определенные права!
Как правило, тюремный персонал "нейтрален" по отношению к заключенному: он не высказывает ни соболезнования, ни сочувствия.
Убирая металлические стружки в цехе, я поранил сустав среднего пальца, но не обратил внимания. Дня через два появилась краснота и небольшие боли. Я переждал еще два-три дня, палец раздуло, потом он позеленел: я вынужден был пойти в лазарет.
– Садись, что у тебя?
Я показал мой палец.
Фельдшер осмотрел его и, совершенно неожиданно, согнул его в суставе. Я почувствовал такую боль, что не закричал, а облился потом и соскользнул со стула. Меня подняли и усадили на стул. Фельдшер взял пузырек-дозу и влил раствор йода в рану. На этот раз я не соскользнул со стула, а подпрыгнул!
– Пролежишь три дня в камере, и все пройдет, – сказал фельдшер. И добавил: – Голод помогает выздоравливать.
В тюрьме было такое правило: того, кто записывался в лазарет, снимали с довольствия (кроме утреннего кофе) на трое суток. Исключение составляли доподлинные заболевания.
Я не ожидал, что в лазарете будет такое обращение с моим пальцем!
Может быть, кое-кому и приходилось испытывать на себе произвол тюремного персонала, но это были исключения, а не система. Другое дело – концлагеря, будь они советские или немецкие, в которых царствовали произвол, насилие и бесчеловечность.
При тюрьме была библиотека. Естественно, что все книги были на немецком языке. Просматривая каталог, я увидел, что есть учебник русского языка для немцев. Я его и выписал. По вечерам и в выходные дни я расшифровывал этот учебник, стараясь улучшить свои скромные знания немецкого языка. Результат оказался положительным.
Еда является постоянной заботой заключенного. Говорить, что питание (ни качественно, ни количественно) было хорошим – не скажу. Это и естественно: в тюрьме, как и в казарме, всегда голодно. Человек все время сравнивает то, что ему дают, с тем, что у него было "на воле". Даже если на воле не было того, что выдавалось в тюрьме!
По воскресеньям на обед была поблажка: нам выдавали дополнительно по три картофелины. Они были небольшими и сладковатыми на вкус. Иногда были гнилыми.
Но всегда три! Потом, после войны, я отваривал по воскресеньям три картофелины и ел их без соли и без масла: я восстанавливал недополученное в тюрьме!