Очень обрадовала нас присланная Вишневским новая пьеса «Раскинулось море широко…», написанная им вместе с А. Кроном и В. Азаровым. Веселая музыкальная комедия, с прекрасно разработанной остроумной интригой, великолепно расходилась по ролям в нашей труппе, и Александр Яковлевич незамедлительно включил ее в работу. Так как болезнь не давала ему возможности осилить одновременно репетиции двух пьес, он привлек к постановке «Раскинулось море…» А. З. Богатырева. В качестве композитора был приглашен молодой, тогда никому еще не известный ученик Д. Д. Шостаковича Г. В. Свиридов. Приезд Свиридова в Барнаул внес в театр веселый, бодрый дух. В гостинице не было свободных комнат, и его поселили в моей театральной уборной. В связи с этим наша милая, смешная уборщица Нина Овчинникова окрестила его моим «питомником». В небольшом закутке моей уборной «питомник» чувствовал себя превосходно, бешено работал и очень быстро написал к спектаклю очаровательную музыку.
Александр Яковлевич, невзирая на протест врача, присутствовал на генеральной репетиции, на премьере и утверждал потом, что спектакль воздействовал на его самочувствие куда надежнее лекарств. Спектакль имел большой успех: он прошел в нашем театре около тысячи раз. Великолепно играли в нем Беленькая, Имберг, Яниковский, Хмельницкий.
После выпуска «Раскинулось море широко…» все силы театра сосредоточились на подготовке спектакля «Пока не остановится сердце». Работа была напряженной: пьеса оставалась сырой, неотделанной. У меня состояние было нервное, взбудораженное: наступил тот период в работе, когда актер уже находится полностью во власти роли, во власти образа и все личное мешает, отступает на второй план, но как раз в те дни я особенно волновалась за Александра Яковлевича, когда видела на репетициях его исхудавшее, неестественно пожелтевшее лицо.
Иногда по вечерам, когда Таиров репетировал, я, чтобы дать разрядку душевному напряжению, убегала из дому. Невдалеке от нас была небольшая площадь. Жгучий мороз, огромные снежные сугробы, в которых тонули валенки, резкий ветер… И только вдали, в окне какого-то маленького деревянного домика — всегда приветливо мигающий огонек. На краю площади огромный черный рупор громкоговорителя, врезывающийся чуть не в самое небо, передавал последние вести с фронта, а потом неслись в воздух военные песни. Мысли мои уносились в другой мир, в мир великой муки и великого мужества людей. Слушая песни, я плакала, плакала громко, навзрыд, зная, что никто меня не слышит… Домой я возвращалась притихшая. Сидя у постели Александра Яковлевича, я тихонько напевала ему «Темную ночь» или «Прощай, любимый город» — песни, которые он особенно любил…