7.08.44. Пон. В 8 часов были уже в спецшколе. Там полно пацанов со всех концов края и даже с других областей. Много рослых, уверенных в себе, на других смотрят с чувством превосходства. Я даже заволновался о своей перспективе. Переживал и за своё свидетельство об окончании школы. У меня одна тройка, по географии. Переправил её на пятёрку и не удачно. Могут заметить. У Васи Петренко много исправлений, но чисто сработаны.
Нас построили в шеренгу по четыре. Шеренга вытянулась через весь двор. Командовал майор Крылов, которого, как мы узнали, старые спецы называют «мраком». Вид у него строгий, голос лающий, глаза сверкающие. Вышёл директор школы Землянский в военном кителе без погон. Он гражданский педагог. «Мрак» скомандовал «смирно» и доложил, что нас построил. По расчёту 262 человека. А сколько надо нас принять, мы не знаем. Объяснили порядок прохождения комиссий. Вызов по алфавиту. С 9.00 до 10.00 от «А» до «Г». Я в первой группе.
В ожидании своей очереди слоняемся в толпе. Все волнуются, но петушатся. Тут же определяют шансы других. Плотного сложения насмехаются над хилыми. Говорливые – над молчунами. Городские, которые смелее и нахальнее, – над станичными. Станичные в большинстве стеснительные. Слышны слова отзывов о некоторых: «тупой», «недоразвитый», «деревня». Обозначаются группировки по духу. Каждый старается определить в них своё место. Мы с Васей Петренко ни к кому не примыкаем, прислушиваемся со стороны. Васька Бондарь трётся у городских. Он любит поболтать. Его вскоре вызвали на комиссию. Ждём его с нетерпением. Вышёл взволнованный. Расспрашиваем: что да как? Он отвечал скупо, о чём-то думает. Бодрость его почему-то снизилась.
Вот и моя очередь. Ёкнуло сердце. Зашёл. Доложил, как проинструктировали по-военному. Трое за столом. Завуч пробежала по моим документам быстрым взглядом.
– Отец железнодорожник? Мастер?
– Да.
– Член партии?
– Был. При отступлении наших войск выполнял задание по взрыву пути. Попал в окружение и где-то закопал партбилет. По этой причине выбыл из партии, – забормотал я с тревогой в сердце.
– Братья лётчики?
– Да.
– Две сестры фронтовички?
– Да.
– Хорошо. Идите на медкомиссию.
Я выскочил, радуясь тому, что отпустили. Ещё не мог осознать своё положение: примут или не примут? Сегодня и медицинская комиссия. Кто прошёл мандатную, тут же идут в другой корпус на медицинскую. Я спешу в тот корпус. Там очередь на весы. Кто в трусах, кто вообще голый, без трусов. Тут же обмер груди, поясницы, роста. Выдают медкнижку.
Терапевт слушает меня и говорит:
– Телосложение хорошее. Упитанность недостаточная.
Что-то пишет, а моё сердце замирает. Вижу запись: «Годен». Душа взлетает на седьмое небо. Годен! Годен! Годен!
Невропатолог стучит по коленям, локтям, чертит чем-то по груди, рукам. Молчит сосредоточенно. Пишет: «Годен».
Хирург. Осматривает сверху вниз.
– Нагнись! Разогнись.
Щупает руки, ноги, осматривает голову.
– Ушибы головы были?
У меня ком в горле. Вспомнил, как меня сосед Толька Дробышев камнем по голове врезал, и я свалился без сознания. В колхозе вол ударил ногой в лоб. Тоже сознание терял. Сказать? Не сказать?
– Ушибы были? – повторяет хирург.
– Нет, – выдавливаю ложь из себя, что мне даётся всегда с трудом.
Годен!
Очередной врач, осмотрел: уши, горло, нос.
– Всё чисто! Хорошие проходы, – хвалит мою горловую структуру.
Я гордо поднимаю грудь. Годен!
Стоматолог. Годен! Дерматолог. Годен!
Через полтора часа вышёл. Сердце стучит: Годен! Годен! Годен! Сияю, как солнце. Словно крылья меня вознесли на небо. Столько гордости, радости. Годен в лётчики!
Ваську Бондаря не нашёл. А Вася Петренко, понимая мою радость, ещё больше разволновался. У него ещё две комиссии и те завтра
Приезжим определили место в интернате. Ночью долго не спал – радовался, мечтал.
Свободное копирование
