Начиналось лето, и по подсохшим плитам начинали грохотать самодельные самокаты, на которых с утра до ночи гоняли все окрестные мальчишки.
По Арбату я ходила только с мамой. Я стояла с ней в очередях. Очереди были в разное время разные. В нашем переулке между каменными доходными домами стоял деревянный молочный магазин. За молоком и маслом очереди были всегда. Помню даже, что масло стоило 3,60 за кг, и давали по 200 или 400 г в одни руки. Иногда молоко пропадало совсем, тогда мама покупала мороженое, распускала его и варила кашу. Очереди были долгими. Я играла поблизости, лазала по сугробам, каталась на санках с горки позади магазина, но когда подходила очередь, мама звала меня и мы получали «на двоих». Почему-то очереди вспоминаются мне именно зимой.
Арбат не считался центром. Мама говорила отцу: «Будешь в городе, купи то-то и то-то». Т.е. «городом» называлась Москва в пределах бульварного кольца.
Я не помню особенного изобилия в арбатских магазинах, хотя колбаса, ветчина, красная рыба и т. д. лежали на прилавках. Но это все мы не покупали или покупали редко. Я хорошо помню все свои гастрономические радости. На углу нашего переулка и Арбата был магазин, в кондитерском отделе которого продавались удивительные лакомства. После войны такие сладости больше не появились. Разноцветные монпансье в виде маленьких конфеток в форме фруктов, особенно полосатая «груша». А шоколадные вафли — «ракушки»! Самой большой радостью было получение в подарок шоколадных «бомбочек», шариков, обвернутых в разноцветную, а иногда с рисунками, фольгу и перевязанных ленточками. Это было что-то вроде теперешних «киндер-сюрпризов». В середине шоколадного шарика были маленькие игрушки, деревянная посудка, какие-то бирюльки.
В большом Смоленском гастрономе продавались разные творожные сырки, особенно «Детские», с цукатами, в белых корзиночках из широкой стружки. Кстати, разнообразные корзиночки, разноцветные, с бантиками, продавались на улицах и бульварах так же часто, как воздушные шары, мячики на резиночках, конфеты с лотков, которые носили на ремне через плечо уличные торговцы. По праздникам к этому прибавлялись всякие бумажные дуделки, которые назывались у детей «уди-уди».
Я любила ходить с мамой по магазинам. Правда, чаще всего на мои просьбы купить какую-нибудь игрушку мама отвечала, что денег нет.
Мы жили все на папину зарплату. Очень маленькие деньги, которые получала тетя Фаня, в общий семейный бюджет не входили. Эти деньги были тетины. Тем более что, заболев, Фаня потеряла голос на долгое время и вынуждена была уйти из детского сада. Работы не было. Фаня училась делать маникюр, затем этому же учила бестолковую вдову Малку. Что-то стала этим ремеслом зарабатывать. Иногда делала маникюр соседкам дома. Я очень любила при этом сидеть рядом и вдыхать сладковатый и праздничный запах лака. Тетин «маникюрный» чемоданчик у меня есть до сих пор. В нем хранятся документы и самые дорогие мне письма.
Одевались мама и Фаня почти одинаково, в простенькие платья, юбки или блузки, чаще всего сшитые своими не слишком умелыми руками из самых дешевых темненьких тканей. Две их покупки я помню, настолько это было редким событием. Одна — «купоны», т. е. крой крепдешиновых платьев. Почему-то оба платья, и мамино, и Фанино, были одной расцветки.
Вторая покупка была «грандиозной». Тогда, перед войной, вошли в моду женские меховые жакеты. И мама с Фаней купили себе по жакету: мама — беличий, а Фаня — черный «под котик», который я донашивала в 5–6 классе, не имея никакого пальто.
Свободное копирование
