18 фев. <...> [подневная запись вся склеена из фрагментов:]. Прочел «Возвращение» Кафки. Написано очень хорошо, но как-то здорово надоели иносказания. Если даже прав Боря в своей трактовке сюжета, то на хрена, чтобы это выразить, все это выдумывать: ведь эт[а] простая мысль не нуждается в такой хитроумной зашифровке. <...> Надо иметь вокруг себя очень благополучный и устойчивый быт, чтобы возникла потребность в таком искусстве. Что-то не верится в кошмарную действительность послевоенной Чехословакии, где даже нищим и бездомным русским поэтам платили государственные пенсии без каких бы то ни было обязательств с их стороны (см. переписку Цветаевой и ее очерк о Белом). После того, что видели и знаем мы, все эти гротески напоминают шевеление языком тихо ноющего зуба.
И потом всегда подозрительно отношусь к моде. Первый рассказ еще не прочитал и как-то не тянет.
В целом — Кафка — это видимо — хороший Леонид Андреев. Но мне лично это искусство не нужно — ни высшего, ни третьего сорта. Пруст — другое дело! И почему их ставят рядом — не понимаю…
[далее вклеено внизу листа:] Мне кажется, что Вы Лева [зачеркнуто и вписано поверх от руки — синими чернилами. Очевидно взято из письма] несправедливы к книге о Экзюпери. В ней так много навалено материала, что уже за одно это ей благодарен. Чорта ли мне с концепциями автора! Я всегда предпочту книгу, где нет концепции, но много фактов, худосочному, но со строго выстроенной мыслью труду. Такие книги располагают думать самому: поэтому-то их так и не терпят те, кто считают, что книга, в которой автор не убедил читателя, не имеет ценности. Нужно не убеждать, а толкать к самостоятельному мышлению, хотя бы спорящему с автором. В этой книге просторно для собственных мыслей: спасибо за это!
Недостаток моей книги о Мейерхольде в ее адвокатской интонации. Я тоже стремлюсь в чем-то уговорить, убедить. Психологически это понятно при общей ситуации с именем М-да, но от этого как раз убедительность-то и проигрывает. Все думаю, как бы ее перестроить, чтобы она была внутренне свободнее.