12 фев. [сверху — вклеенная половина листа, очевидно, перекрывающая какой-то предыдущий текст (нечитаемый):] Третьего дня разыгралась блитц-комедия. Утром мне позвонил Киселев и сказал, что <...> чтобы я написал для «Лен[инградской] Пр[авды]» статью о М[ейерхоль]де. <...> Снова телефон. Янковский сообщает мне, что ввиду моей болезни (?!) вечер переносится. — И не выходите пару дней из дому, — прибавляет он заботливо. — Вам надо вылежаться…
Три вечера подряд во Дворце искусств: 10-го вечер Киры Смирновой — песни на слова Новеллы Матвеевой, вчера вечер Андроникова и сегодня капустник.
Капустник мне в общем не понравился. Во-первых <...> есть нечто унизительное, приплясывая, показывать из кармана кукиш, и даже не то чтобы кукиш, а кончик кукиша.
Эта форма гражданского протеста — какая-то холуйская… Андроников был блистателен, с рядом новых рассказов. Заходил к нему за кулисы.
Песни Н. Матвеевой в исполнении под гитару Киры Смирновой (жены Бори Заходера) — хорошо. Это непросто и удивительно, что имеет такой успех. Это сложнее Окуджавы, а вообще совсем новый у нас жанр. Стихи идут от каламбурной детской поэзии, от шутки, которая насыщается большим образным смыслом, недешевым лиризмом. Талантливо!
М. С. Янковский все колеблется: делать ли ему вечер Мейерхольда или нет. И хочется и колется.
Мне очень хочется переписать мою книгу о В. Э. — сделать ее внутренне свободнее, убрать адвокатскую интонацию, излишнюю полемичность. <...>
Литературный мир говорит главным образом о том — дадут ли Ленинскую премию Соложеницыну. После статьи Маршака в «Правде» его шансы очень повысились.