Воспоминания крёстного. 1-ая Мировая, Гражданская, Великая Отечественная Часть. 2

Там мы стояли до августа месяца, а в августе меня отпустили по комиссии домой. Комиссия была в городе Барнауле.

Домой когда я ехал из Вологды на пароходе, кругом горел лес, даже много сгорело деревень от лесного пожара. Столько было дыму, что трудно было дышать. Лес горел, потому что была засуха.

Когда я приехал домой, у нас тоже распахивали землю после пожара леса, а в 1922 году был такой урожай на гориле, так говорили старики, как в Сибири.

В 1922 году женился брат Миша. Он хотел взять свою любимую девушку, но мать за него не отдала, а стала отдавать в Озёрки [за того], который был ей нелюбимый; и брат Миша хотел ее во время свадьбы увезти ночью, но одна девка сказала матери, и мать на ночь заперла ее в клеть, а наутро уже приехали женихи с ружьями, и так силком увезли Мишину любимую Машу. И пришлось ему жениться на другой. Маша так и жила за нелюбимым и до смерти жалела Мишу. И Миша ее всё вспоминал и жалел всю жизнь.

Когда Миша женился, у нас семья была 14 человек. В то время в город было ехать незачем, была разруха, и дома мне [было] жениться нельзя брать в дом жену], и я ушел в дом к одной женщине, у которой муж умер, и осталось две девочки, да был дядя-инвалид.

Дом был хороший, но лошадь плохая, и хлеба не вдосталь. Когда я согласился идти в дом, мне дали лошадь, и одну корову и дали хлеба, но это все бы хорошо, только жена была на 18 лет старше. Дочкам было старшей 7 лет, а младшей 3 года, и они сразу стали звать меня папой.

После того, как я ушел в дом, дом у нас, братьев, разделился на три части. Миша-брат ушел в новый дом. Сыну старшего брата отдали горницу и дали конюшню. Отец и мать остались с братьями Иваном и Андреем, но Андрей, как ушел в армию, больше в деревне не жил, а жил в городе. Брату Мише я помогал строить дом. С кр`стным рубили двухэтажную избу и середку. Рубили летом на берегу реки, по которой брат приплавлял лес из [урочища] Монастырки. Погода стояла жаркая. Рубили – даже искры летят. В то время у Мишиной жены родился мальчик. Крестили – я держал. Назвали мальчика Ангелин, но он потом шести лет утонул. Упал выше мельницы, и его задернуло под колесо мельницы и раздавило головку – даже мельницу остановило.

Я женился в 1923 году, а в 1924 у меня тоже родился сын в июне месяце, назвали его Саша, но, к моему несчастью, он жил только до 27 декабря того же года.

Когда я вошел в дом, то мне нужно было поднимать хозяйство, и я стал распахивать целину. Летом вырублю лес, а потом его сожгу и посею рожь, и рожь родилась очень хорошая. Потом вступил в договор в кооперацию и стал возить товар. Товар я возил до 1929 года, а в 1929 году ушел торговать в кооперацию. Магазин был на Слуде, у одного крестьянина в подвале [в подклете]. Было тесно и темно, даже не было окошка, только были стеклянные двери да маленькая печка.

В 1929 году стали образовываться колхозы. В колхоз мы с братьями вошли первые. Сначала нас было 30 семей, многие еще не шли, и нас за это кулаки ругали. Однажды ко мне пришли два соседа Зыков А.И. и Худяков В. Ник., пьяные, и хотели меня побить, но потом увидали, что ничего не выйдет, потому что у меня был дядя, и мы два их не испугались; тогда они меня стали уговаривать, чтобы я вышел из колхоза, но я им ответил, что и вы скоро зайдете. Так и получилось. Когда на них наложили по 200 пудов хлеба, то и они вошли в колхоз.

В колхозе мне работать почти не пришлось, потому что я был назначен торговать от колхоза. До торговли я одно время работал у моего друга Гриши, переставлял дом на новое место. Однажды зашел разговор, что у меня есть желание торговать, но я не умею считать на счетах, и он мне сказал, я тебя научу, и он быстро меня научил. Тогда я пошел [у него] торговать, но ихнее хозяйство окулачили, и ему пришлось скрыться в город. В городе он жил в Архангельске, [на] 26-ом лесозаводе. Я у него бывал, жил он хорошо. Была с ним жена и дочка. В то время там работала [и] моя дочка (неродная) с зятем, и я к ним ездил в гости. Заходил Гриша, говорили до душам, вспоминали свою молодость, как ходили в школу и как гуляли молодцами в Озёрках на праздники на Девятую Пятницу [Троица] и на Покров.

На Слуде в отделении [колхоза] я работал один год. В 1930 году меня перевели в Городок в виду того, что завмагазином запьянствовал, и его с работы сняли. Зав был с Шебеньги Жданов Иван Леонтьевич. Торговля у нас шла хорошо, товаров стало много. В то время был Кокшеньгский район. Ответственным работникам давали ответственные пайки: муку, сахар, рыбу и т.д. Со мной работал Бусырев Михаил Иванович. В 1931 году наш район соединили с Нюксеницей, у нас осталось только Шевденицкое сельпо. Народу стало в Тарноге мало, тогда и выручка сократилась. Когда поехал район, то из Тарноги увезли все столы и комоды, даже из домов, которые были недостроены, и окна, и рамы. После того, как уехал район, я подал заявление в отставку, и меня освободили. Я передал магазин продавцу из Игумновской и ушел в колхоз.

В колхозе в то время был председателем Зыков Яков Сергеевич. В колхозе мне понравилось. Я весной пахал и косил сено, но вдруг вызывают меня в правление и сказали, что от колхоза нужно пять человек на работу в г. Архангельск. Я согласился, со мной еще 4 человек: Зыков Веня, Рыжков Пашка и др. И нам сказали, что вы до Архангельска поедете на плотах с лесом. Идите в Нюксеницу, и там вам дадут денег на дорогу и продуктов. И мы отправились. Приходим в Нюксеницу в сплавную контору, нам выдали продукты, и мы поплыли. Сначала у нас дело шло хорошо, но на одном перекате нас надернуло на мель, и наши гонки разорвало. Мы тогда, не долго думая, забрали свои котомки, едва успели, спрыгнули на берег, а гонки так и уплыли одни, а мы вернулись в Нюксеницу, сели на пароход и на Вологду, а там железной дорогой на Архангельск. В Архангельске мы поступили на 26-ой лесозавод. Все мы работали вершинными пильщиками. Зарабатывали хорошо. Я там работал три месяца, но потом у меня заболела спина, и меня перевели на другую работу. В марте месяце работа на заводе закончилась, ребята уехали домой, а я к брату Андрею в Харьков. Он тогда служил в Красной Армии сверхсрочно. Он был женатый и жил на квартире в военном городке. Семья была еще, кроме жены, бабушка и сын Павлик.

Брат Андрей устроил меня на работу во Всеукраинский дом Красной Армии. Дом стоял на Павлов[ской] площади, очень красивый, было много залов, зал, где шли оперы и спектакли, и спортивный зал. Дом был четырехэтажный. Бывало, выйдешь на крышу, и видно весь город. Хлеб в то время давали по карточкам 400 гр. на день. Первое мая я провел еще в Харькове, а на 9 мая уехал домой.

Дома я работал в колхозе только две недели. В один прекрасный день вызывают меня в Городок и предлагают мне торговать в «Центроспирте». В «Центроспирте» тогда торговала женщина Рябошинская, а ее сын был учителем по математике. Но в то же время Рабошинская обучала женщин плести на коклюшках. Когда я дал согласие, мы взяли представителя из сельсовета, и я принял магазин.

Магазин в то время находился в старом доме Семушихи (купчихи). Тут я торговал недолго, этот дом купила Шевденицкая МТС, потому что в то время пригонили 30 тракторов для станции, и мне пришлось из магазина перебираться на Дуброву в дом Федора Ивановича Пешкова, а его жену взять ночным сторожем. Я жил на квартире тоже в этом же доме у Федора Ивановича в маленьком чуланчике. В магазине с/по [сельпо] в то время торговал Меньшов Иван Иванович и его племянник Федор Николаевич. Квартира у них была у Сипина Якова Семеновича. Жили мы тогда хорошо. Вечера проводили весело, хозяин мой любил выпивать, и вот в один прекрасный день я прихожу с выходного, захожу в кладовую, где было вино, смотрю, а на полу сор. Смотрю кверху, а наверху сломан потолок. Я выбежал на потолок, а тут лежит хозяин Федор Иванович, спит пьяный, две пол-литры валяются порожние, а три еще с вином. Я его будить не стал, а сходил в милицию и привел милиционера, а он той порой проснулся, захватил с собой три пол-литры водки и убежал в поле, в рожь, и не показывался два дня. Но через два дня пришел, и его вызвали в милицию. Водки он взял только пять пол-литров, сколько у него достала рука с верхней полки. В милиции сначала он не признавался, но потом, когда вызвали жену, она его приперла, что ему пришлось признаться. После этого мне приказала Вологда снять сторожа и взять другого. Из Вологды приезжал ревизор, но в магазине всё было в порядке. За 5 пол-литров жена за него заплатила, а его отправили по вербовке от колхоза в Архангельск на лесозавод.

В «Центроспирте» я проработал пять лет до 1937 года, а в 1937 году опять районы разъединились, и из Нюксеницы приехали все организации района в Тарногу, и образовался Тарногский район. По приезде района был открыт продуктовый магазин с тремя отделами: кондитерский, гастрономический и хлебный, но продавцов не хватало, и вот приходит ко мне председатель «Рай[потреб]союза» Хорошилов Петр Михайлович. Предложил, чтобы я переходил к ним на работу зав. гастрономическим отделом. Я дал согласие, и они подали телеграмму в г. Вологду на винзавод, и сразу оттуда приезжает ревизор, и я передал «Центроспирт» Николаевой Павле Васильевне, а через три месяца «Центроспирт» ликвидировали, и все вина передали мне на склад. Когда я работал в гастрономии, я обучил торговле семь продавцов, мне за это платили дополнительную ставку, и так я работал до 1941 года.

Когда приехал район из Нюксеницы, «Рай[потреб]союз» сразу стал строить магазин раймаг, директором раймага был Поклонцев Василий Яковлевич. В то время хлопчатых тканей не хватало, и были большие очереди, а особенно, когда была ярмарка. В раймаге торговали продавцы Пешков М.М. и Щекина П.В.

В 1941 году наступила война, и отделы сократили, и меня перевели в хлебный отдел. Хлебом было торговать в то время плохо, потому что давали пайки, а пайки были неодинаковые: кому – 1 кило, кому – 400 гр., так надо было угадать, чтобы всем хватило согласно списку «Райпотребсоюза».

В 1942 году меня тоже забрали на войну. На войну меня мобилизовали в феврале месяце. В то время я жил на квартире Зыкова Прохора Федоровича. Я жил один, и ко мне на квартиру пришел Мальцев Федя, который и женился у меня на квартире. Он работал с Пешковым Мишей, и у них случилась растрата. Федю судили и ему дали год, который он отбывал на станции железной дороги между Вологдой и Архангельском. Я очень его жалел, потому что был больше виноват Миша, а не Федя. Пока он отбывал, я ему не однеж посылал деньги.

Когда я отправлялся на войну, работал в милиции мой зять Золотков П.М., и дочка Аня у них была, дочка Тамара, и она в то время лежала – болела оспой. После моего отъезда она через день умерла. Также болел Виноградов Шура, бухгалтер РПС. Он сопровождал мобилизованных в армию на станцию Коноша и простыл. Когда я с ним пришел прощаться и сказал, чтобы скорей выздоравливал, он мне ответил, что «не поправиться мне, Павел Дм[итриевич]», и, верно, через три дня он умер. Такой был славный парень 24 лет, у него была жена, которая мне долго писала письма в армию.

В армию нас отправили на лошадях до станции Коноша. Жена меня провожала недалеко, только до Злобино. Когда я прощался, то ошибся, сказал «прощай», а не «до свиданья», и так случилось, что она умерла в 1944 году, меня не дождалась.

На станции Коноша нас посадили в вагоны, в которых возят уголь, так мы доехали до г. Вологды. Из Вологды нас направили в г. Череповец. В Череповце мы были в запасной части. Нас обучали пулеметной стрельбе, изучали, как обращаться с гранатами. Кормили хорошо, но только было очень плохо с водой. На кухне воды не давали, и приходилось ходить с котелками на реку. В Череповце нам выдали обмундирование, а свои вещи мы отослали домой.

Из Череповца нас направили в г. Боровичи Новгородской области. Когда нас везли в Боровичи, уже на крышах вагонов стояли зенитки, потому что немцы бомбили эшелоны. Когда мы ехали, тоже подлетали, но поезд остановился, а они пролетели, – наверно, не заметили нас. Но за три дня до нашего поезда шел воинский эшелон, [и он был] начисто разбит немецкими хищниками, погибло около 800 красноармейцев и офицеров.

В Боровичах мы стояли на бумажной фабрике. Жили мы в Боровичах одну неделю. Приехал капитан из Малой Вишеры 17 марта 1942 года, нас всех построили и, кто нестроевой, всех забрали в 83-й дорожно-эксплуатационный [батальон] во второй эшелон, а кто строевой, тех – во фронтовые части.

В Вишеру мы приехали ночью. Ехать было очень опасно, потому что был близко фронт. В Малой Вишере привели в батальон и разбили по ротам. Я был в 4 роте. В Малой Вишере нас вымыли в бане, но вода была холодная, да еще в то время немцы сделали налет на Малую Вишеру. Так что мы помылись неважно. Из Малой Вишеры нашу роту отправили на станцию Пурга на железной дороге Ленинград-Москва. Всю 4 роту направили в лес, заготавливать лес для дороги, но я там заболел, и меня направили на заправочный пункт в распоряжение начальника заправочного пункта – к Бадикову Павлу Яковлевичу. Я там находился до 1 мая. Охранял базу. 27 апреля на станцию Пурга прибыл полк на отдых с фронта, и какой-то шпион сообщил немцам, и вдруг налетело 5 стервятников. Было убито и ранено около 200 солдат и офицеров. 29 апреля был второй налет, 14 самолетов, но станцию Пургу не бомбили, а пролетели на Малую Вишеру и бомбили склады нашего батальона, и в складе убило нашего кладовщика батальона.

1 мая со станции Пурга переехали на 5 км в лес. 6 мая я получил первое письмо из дому. 7 мая я попал под бомбежку, но спасся в дорожной канаве.

В июне месяце переехали в Малую Вишеру, там простояли только два дня. Заметил [нас] немец и стал бомбить. Все командование уехало, а меня оставили около заправочного пункта. Во время бомбежки у меня порвало осколком шинель, но не ранило. 3 мая 1942 г. мы переместились в лес на Кресты, недалеко от Спасского озера. На Крестах мы стояли до августа месяца. Строили лагерь, были сильные дожди и очень много комаров. В августе строили дорогу через болото. Лес рубили на той стороне озера, потом плотили плотами и представляли на тачках к дороге. К озеру тоже представляли на тачках по деревянным рельсам, а к тачкам выносили на плечах. Было очень тяжело, даже кожа сходила с плеч. Дорогу делали для того, чтобы проехать штабу армии и выйти из окружения.

В сентябре месяце 1942 года мы переехали в деревню Зайково. С 19 сентября меня назначили связным от д. Зайково до д. Фильково, это 6 км. Наша 4 рота все время находилась на ремонте дороги. 1 октября 4 роту расформировали, и нас 12 человек отправили в 1 роту, где был комроты капитан Колмаков. Мы заготавливали лес, и я ушиб ногу. 10 октября нас 12 человек направили в штаб батальона в дер. Чашково недалеко от р-на Лобытино. В Чашкове встречали Октябрьские [праздники] 1942 года. 10 ноября нас отправили во 2 роту солить капусту, и там находились до 17 ноября. 17 ноября выехали в деревню Табачное Замостье, где расчищали дороги от снежных завалов. В Табачном Замостье стояли до 17 марта 1943 года. С 17 марта по 20 апреля строили колейную дорогу с Лобытина до станции Неболчи. 20 апреля переезжаем в деревню Дубно, а потом в деревню Ключенки, где проводили 1 Мая 1943 г. Из Ключенки меня направили за хорошую работу на сутки в Дом отдыха. Дорогу колейную закончили до срока 15 мая. 15 мая переезжаем в Сопки. Из Сопок мы ходили на работу в лес. Работа была тяжелая, и многие обессилели, в том числе и я, и мне дают освобождение на три дня. Обессилели от плохого питания.

Однажды мы шли с работы усталые, растянулась рота на километр, кто шел с батогом, а кто так. А в это время ехал генерал. Остановил машину и спросил командира роты: какая это часть, что так ползет? Ротный ответил, что 83-й дорожный батальон. Когда мы пришли в батальон, нас всех выстроили. Тогда пришел генерал и спросил командира батальона, почему так идут бойцы, не в строю, а в рассыпную и с батогами? А потом спросил одного бойца, а боец сказал, что нас плохо кормят, а работа тяжелая, всё в лесу. Генерал выслушал и призвал лейтенанта по снабжению и забрал с собой, и больше лейтенант не вернулся, а питание стало лучше, и все мы опять ожили и стали работать хорошо.

В июне месяце нас в Лебедевым назначили охранять мост на речке Пчевжа. Речка в лесу, много грибов, ягод. Там мы находились до 15 августа 1943 г. 15 августа переезжаем на станцию Талицы, где строим для зимы лагерь, 26 разных помещений. Там встречаем Октябрьские 1943 года. После Октябрьских делаем снегозащиту от дер. Дуброва к станции железной дороги. 1944 Новый год встречаем в лагере в Талицы. С поселка ст. Неболочь к нам пришел добровольщик Саша, 12 лет. Его обмундировали во все новое, подгонили в швейной мастерской, и он со мной спал рядом и так привязался ко мне, как сынишка. Очень я его любил, но потом командир батальона Ситников взял его к себе в батальон.

Сначала мы были прикреплены в Волховскому фронту, главнокомандующий генерал Мерецков, потом нас перевели к Ленинградскому фронту, главком генерал Говоров, и к 3-му Прибалтийскому, генерал Масленников, а к концу войны на батальон был прикреплен к ко 2-му Белорусскому, главком – Рокоссовский.

После освобождения Новгорода в феврале переезжаем в лагеря в деревню Посад; деревню немец всю сжег, а меня и двух бойцов, Осьмина и Маркурина, оставили охранять мост на реке Вишера. 2 марта переезжаем в город Лугу, где находимся до 17 марта, ремонтируем дорогу и ремонтируем мост в центре Луги (речка Луга). Потом переезжаем в дер. Заполье. Деревня была сожжена, осталось 20%. В этой деревне немцы наших повесили двух человек. В Заполье открывает наш батальон питательный пункт.

Командир батальона был Маточка И.Дм., а начальник штаба майор Полянский. Это был человек большой души, отец родной для бойцов. Тетюхин – по политчасти, этот был идиот. Суслов – инженер по дорожному [строительству]. Писари батальона были Баранов Д. Иван[ович] из Ленинграда и Собакин Иван Викторович. Взводные были – в 1 взводе Балашов, младший лейтенант, саратовский.

В Заполье меня назначили связным – ездить на станцию Толмачево через Лугу, 70 км, в штаб армии. 20 апреля я получил от брата Ивана письмо, что умерла моя жена. 1 Мая 1944 проводили в Заполье. При ремонте дороги ранило красноармейца Беспалова. 26 апреля застрелился сибиряк Степанов. 11 мая уезжаем из Заполья под Псков, к станции Боровая, 22 км от Пскова. Один раз в Луге попал под бомбежку, но остался невредим. Но немцы светили город и попали бомбами в склад боеприпасов, были сильные взрывы. 8 мая встретил в дороге Лушова Ник. Алек. 10 мая наши взяли г. Севастополь.

18 мая получил свидетельство о смерти жен, а 28 мая дают отпуск на 10 [дней] домой. 29 мая сел на машину в 8 часов утра был в Луге, и сел на поезд. В час приехал в г. Гатчину, а в 18 часов – в Ленинград. 31 мая в 9 часов выехал из Ленинграда. 2 июня прибыл в Вологду, а в 23 часа сел на пароход «Чехов». 3 июня приехал в Тотьму. Из Тотемы на буксире «Урицкий» ехал до д. Кириллово, за что заплатил капитану 2 осьмушки махорки. 5 июня 1944 прибыл в Тарногу и домой. Дома я был только пять дней. 10 июня выезжаю из дома, а срок отпуска уже кончился. Зашел в военкомат, и мне дали еще отпуска 5 дней. В Брусенце я сел на пароход «Чернышевский». 11 июня был в Тотьме, а 13 июня в Вологде, а 14-го в 7 часов сел на поезд и 16-го прибыл в Ленинград, а из Ленинграда на автомашинах – в Гатчину. В Гатчине на станции вокзала не было, всё сожжено, и стояла одна теплушка, в которой был контрольный пост. На посту я встретил лейтенанта из Вологды. Проверили мои документы и сказали, что завтра пойдет поезд на Псков, но не до самого Пскова.

Это было 16 июня, а 17-го утром караул контроля сменился, и новый стал проверять документы, а у меня срок отпуска кончился, тогда они меня забирают и арестовывают, и хотят отправить в запасный полк, а потом на фронт под Кенигсберг. В то время шли бои за Кенигсберг. Сняли с меня ремень, отобрали нож и повели, но вот нас встречает это лейтенант из Вологды. «Вы куда, Зыков?» Я говорю: «Меня арестовали и хотят отправить на фронт». «Да ты и так едешь не в гости, а на фронт!» Тут же он велел отдать мне всё обратно и послал меня в комендатуру города. Прихожу я коменданту города, он спрашивает: «В чем дело, товарищ боец?» А я ему отвечаю: «Товарищ полковник, я ездил домой в отпуск по случаю смерти жены и просрочил, вернее, вышел срок моего отпуска». «Ну в чем же дело? «А меня забрали на станции и хотели отправить в запасный полк». «А вы куда едете?» «Под Псков, в свою часть». Он взял мой документ и продлил. «Теперь езжай в свою часть, больше тебя никто не задержит». Я поблагодарил полковника, а он был старый, и вышел. Сел на поезд и ехал до Луги, а там еще чище проверили мои документы два бойца и сказали: «Следуй за нами». Я им сказал: «Да куда же вы меня ведете, у меня же документ, без задержки до части», но они ни в какую. Привели меня в комендатуру, а тут сидит мой знакомый полковник. Он, как меня увидел, сразу признал. «Что, товарищ Зыков, куда следуете?» Я все ему рассказал, и он еще посмеялся – ездил домой, а не женился? «Нет, товарищ полковник, когда кончим войну, тогда буду жениться». Он просмотрел мои документы и как закричит на красноармейцев: «Вы что, слепые, не видите, что в документе написано, что не задерживать до части».

В часть я приехал под вечер. Сходил в штаб батальона, объявился, что прибыл. А на второй день мы переехали на луг [?]. Когда наши брали Псков, по городу били «катюши». Псков немцы весь заминировали, и, когда наши заняли, очень много погибло бойцов на подрыве. В Пскове мы не стояли, а прямо поехали в г. Остров. Город Остров был очень потрепан. А из г. Остров ехали через Пушкинские Горы. Видели могилу Пушкина.

6 июля 1944 прибыли [через] местечко Качанаво в Латвию, 13 июня – в Акамару [?] через г. Выру (Эстония). На шоссе Выру-Тарту были наши роты на контрольных постах.

Из г. Остров я ездил в командировку в г. Порхов. Он весь до основания был разбит, стоял только один деревянный дом на окраине города.

Стояли на хуторе Леяcму… Хутор был богатый. Хозяин хутора ушел с немцами, а остался только его работник. Он был добрый. Носил нам молоко ведрами.

27 июля gjшли на город Отепя (?), город весь был сожжен, потом шли на город Канени (?), на станции Иванково и вышли на шоссе Псков-Рига и г. Валга. Цесис, Валмиера и Сигулда (Латвия, р. Сигулда от Риги 51 км.)

Однажды я из Сугулды ездил в штаб фронта с пакетом. Сдал пакет и поехал обратно в штаб батальона. Машин попутных не было, и я пошел пешком. Впереди увидал, стоит на по поле машина. Ну, думаю, вот сейчас подвезут меня. Кругом машины стоят красноармейцы, и по полю тоже ходят красноармейцы, собирают гранаты и бомбы. И вот, не доходя до машины метров 200, как трахнет, и только видно было обломки машины и мертвые тела убитых бойцов. Убило 15 человек, некоторых откинуло метров на 10, осталось только 7 человек, которые были далеко от машины. Если бы мне подоспеть на это время, и меня тоже постигла же участь, но по счастью я опоздал. В виду такого происшествия вдруг приехало начальство из штаба армии и всё сразу выяснили. В команде, которая собирала гранаты и бомбы, был командир ст. лейтенант. Он бойцов торопил, чтобы скорей набрать машину, и поэтому один боец не посмотрел, в одной гранате был капсюль. Когда он бросил в машину гранату, и она взорвалась, также взорвались и все остальные, которые были в кузове. Если бы он отнесся внимательно, этого бы получилось и красноармейцы были бы живы. После этого я сел на автомашину и обратно вернулся в г. Сигулда.

14 сентября 1944 г. был освобожден от немцев г. Рига, и тогда штаб армии переехал в местечко Ропажи в 22 км от Риги. Я из Сигулды часто ездил в штаб армии с донесениями из батальона. В Ропажах стояла у Белого озера наша 1-ая рота, регулировала на дорогах перекрестки. В роте был конюхом Пешков Иван Авксентьевич, мой тов[арищ] из д. Вахнёва. Однажды я к нему пришел ночевать (опоздал ехать в батальон). Зыков, говорит Пешков, ты любишь шампанское? А я спрашиваю: а что? Я, говорит, нашел целый погребок, бутылок полсотни. И вот он принес 5 бутылок, и мы сразу выпили три бутылки, а потом утром еще две. Когда я вернулся в батальон, сказал ребятам, и они съездили к Пешкову и привезли шампанского 23 бутылки, и все вместе с командирами выпили.

В г. Сигулда мы встречали 1945 год. К Новому году я ездил в штаб армии в Ропажи за наградами, и мне вручили награду – медаль «За Отвагу». В Сигулду мы прибыли 14 октября 1944. 17 февраля 1945 года выехали из Сигулды на поезде через г. Ригу, Вильно, Белосток до станции Яблонец, а потом сошли с поезда и ехали на машинах через город Бромберг (Польша), а в г. Кроне [?] прибыли 7 марта 1945 года, а из Кроне выехали 15 марта 1945 года. Шли через город Быдгощ на реке Висле. Река большая, очень хороший железный мост – немец не успел взорвать. Дальше переходили реку Одер (Германия), но железный мост был взорван, и переходили по понтонному мосту. 15 марта зашли в город Кониц на границе Германии с Польшей. В г. Конице [?] я лежал 8 дней в санчасти. 11 апреля зашли в г. Тельпельбург. 12 апреля 1945 г. умер президент Америки Рузвельт, на его место назначили Трумена. 23 апреля была гарнизонная комиссия, для здоровых для отправки на передовую, но я по старости был освобожден от комиссии. Из Тельпельбурга выехали 4 мая 1945 на поселок к г. Шпей. 1 мая праздновали в городе Тельпельбруге. 8 мая вошли в город Штеттин.

С 24 [апреля ?] по 2 мая наши войска вели усиленные бои за Берлин. 25 апреля 1945 войска союзников соединились с нашими войсками в городе Торгау между реками Эльба Мульде, с войсками 1-го Украинского фронта, главнокомандующий маршал Конев, наш вологжанин. В операции за Берлин участвовало более 4000 танков, 2200 орудий и минометов. С воздуха удар справа (?) до 5000 самолетов. Авиация шла над полем боя волнами. Ночью прошло тысячу бомбардировщиков, остальные утром. В течение суток было сделано 15 000 самолетовылетов. Освещало до 200 прожекторов через каждые 200 метров. Прожектор, чтобы ослепить противника. Немцев участвовало полмиллиона солдат и офицеров. Нашими войсками взято в плен 300 тысяч и 150 убито, а остальные разбежались. Это было около 4 часов ночи на 20 апреля 1945 года. При капитуляции Германии было взято в плен два с половиной миллиона солдат и офицеров, из них один миллион двести шестьдесят тысяч, 1 260 000, мы, а остальное – союзники. Так закончилась операция за победу [над] Гитлеровской Германией.

Город Берлин был взят нашими войсками 2 мая 45 г. Наш 83-й дорожно-эксплуатационный батальон находился в г. Штеттин. 8 мая я стоял на посту у штаба батальона. В 5 часов утра к штабу подходит подполковник и лейтенант. Я их остановил: «Стой, кто идет!» А подполковник и говорит: «Что вы спите, тут война кончилась, а вы всё спите». Я сразу не поверил, потому что всю ночь кружились самолеты над городом, а это самолеты были наши. Подполковник велел вызвать дежурного, я сосвистал, и сразу прибежал дежурный. Поздоровался с подполковником и спросил: «Чему могу служить?» А он говорит, что кончилась война, поздравляю с победой. Тогда дежурный сделал подъем и объявил, что кончилась война! Тут все бойцы быстро встали друг друга поздравлять и целовать с победой. Это было 8 мая 1945 г. Это был самый счастливый день жизни, мы этого дня ждали пять лет.

9 мая справляли день победы. В день победы до 10 часов утра я стоял на посту у склада. Когда я пришел с поста, все бойцы были уже навеселе, потому что им выдали водки 150 граммов. Я спросил у дневального Шапова Васи, а где моя водка? Он ответил у старшины. Я прихожу к старшине, а он мне ответил, что у меня водки нет, и стал меня из комнаты выгонять, а я не выхожу, я требую. Тогда он вынимает наган и говорит: не уйдешь – пристрелю. Я тоже, не долго думая, вынимаю свой наган (у меня, как у дежурного, тоже был наган). Ну, думаю, что пристрелю хохлацкую морду, но при нас был тов. Тихонов (сержант), он нас рознял, а потом доложил командиру батальона, и он старшине дал взыскание, а мне водку выдали. Командир батальона был тогда Маточка Иван Андреевич, а взводный – Маточка Виктор Андреевич, брат комбата. Начальник штаба была Полянский, душа был человек. Майор Тетюхин по политчасти был настоящий идиот. Когда кончилась война, все радуются, а он плачет: «Вы все поедете домой, а мне и ехать некуда». Он рад бы еще пять [лет] воевать. Приезжал к нему зять раненый, хотел остаться у нас в батальоне, но он, идиот, не пригласил, так тот и уехал.

Штеттин – город большой и красивый, много разной зелени, а особенно сирени. А какие красавцы каштаны, очень большие, цветут наподобие нашей черемухи белым цветом, но только цветы крупнее. В Штеттине мы жили хорошо, спали на мягких перинах, но кровати были деревянные, из дуба. На занятия нас не гоняли. Только несли у штаба батальона караульную службу, а в свободное время шныряли по домам, потому что немцев было в городе мало, все ушли с войсками, но потом стали многие возвращаться. Немцы были очень напуганы, что русские всех немцев расстреливают, не щадят ни старого, ни малого, но когда узнали, что это неправда, стали возвращаться обратно. Немцы не думали, что русские так скоро придут, а когда наши нагрянули внезапно, и они всё побросали, и в домах было много оставлено разного имущества. Было: бери, что тебе нужно, и которые жадные – брали. Наш командир батальона Маточка отправил домой в г. Николаевск, на Дон, целую автомашину. Погрузили пианино, зеркалов несколько, разных ковров и т.д. И отвезли родину. Так отправляли многие офицеры.

В Штеттине мы оборудовали в одном доме баню в раздевалке, настлали ковров, а где мыться – сделали печку с котлами и парилку. При штабном взводе был у нас командир взвода лейтенант Козлов, молодой, очень веселый, ловкий паренек, он был Саратовской области. Из Штеттина нас возили на машинах смотреть столицу Германии Берлин. Он был очень разбит, но видно, что хороший город. Штеттин тоже был здорово разбит, мосты все взорваны, он же портовый город. В 15 км от Штеттина был подземный склад с горючим, которого бы хватило на четыре года, и тут же был военный завод, где работали наши пленные. Некоторым пленным удалось убежать из плену и пробраться к своим войскам, и сообщить нашему командованию про склады с горючим. Тогда наша авиация обрушилась на то место, где были немецкие склады с горючим, и разбомбила, и склады загорелись, горели 2 месяца.

В одном убежище около Берлина было убито немцов союзниками около 8000 т [?]. Если бы наша авиация не разбомбила склады с запасом горючего, то немцы еще бы долго могли сопротивляться, а то у них не стало горючего, и они танки уже закапывали в землю, и из них стреляли.

19 мая мы выехали из г. Бромберг-Быдгощ (Польша). Был в Штеттине устроен командованием хороший обед, угощали водкой и разными закусками. Водку наливал из чайников сам майор, командир батальона. Выступал с речью. Благодарил нас, вологжан, за хорошую службу, за работу, которую мы сделали для армии для победы над фашистами. А мы сделали много, особенно дорог около Ленинграда по болотам, а также мостов на разных реках, а женщины стояли на постах регулировщиками с красными флажками, показывали путь нашим войскам. Из них некоторые девушки погибли. Например, в Ропажах под Ригой одна девушка из Чувашии стояла на посту, ехали какие-то шпионы на машине легковой и повернули прямо быстро на девушку, и она не успела отскочить, и задавили ее. И так много случалось во время войны. Из Штеттина нас провожали км 10, и все махали, кто чем мог.

В г. Бромберге мы стояли до 28 июня 1945 г. 15 июня у нас произошел один случай. Когда шли наши старший лейтенант и два красноармейца, с чердака [их] обстреляли поляки, и одного красноармейца ранило. Тогда лейтенант и второй красноармеец забегают на чердак, и лейтенант убил польского полицейского. Когда [его] хоронили, то один поляк выступал, что, говорит, кончилась война, а мы еще друг дружку убиваем. [А] наши в ответ: «Кто же начал стрелять с чердака первым, господин пан?» Тогда он больше не сказал ни слова.

В Бромберге в одно воскресенье, 22 июня, поднялась такая буря, что поломало все деревья, и повредило много домов. Одно дерево было посажено в 1778 году, садил сам Фридрих II, когда был прорыт канал под названием Пан [?]. И то [дерево] вывернуло с корнем. Очень было толстое; мы схватились четыре человека руками и то еле обхватили. После бури набежало много поляков и стали собирать прутья и ломать деревья. Мы помогали одному старику со старушкой, и он нас принес нам за это маленькую спирта, а потом завел в свой сад, где много было ягод, сказал, ешьте, сколько хотите.

Из Бромберга мы выехали 28 июня в 205-ый запасный полк, 2-ой батальон, 6-ая рота в г. Гравденица. В Гравденицах нам выдали новое обмундирование. Из Гравдениц многих молодых ребят отправили на фронт с Японией, а нас, старичков, на родину.

16 июля выехали на поезде из Гравдениц, а 17-го прибыли на станцию Острелец. 18 июля – Волковыск, где проезжали через реку Неман. 18 мая обедали г. Молодечно,  кормили хорошо. 19-го – Полоцк, река Западная Двина. С 20-го – Невель, Великие Луки, Осташково на берегу озера Сели[гер], из которого вытекает Волга. Дальше Рыбинск, Ярославль. 23-го июля прибыли в Вологду. В Вологде мы распрощались с товарищами из разных районов нашей области, а 24-го июля выехали из Вологды на пароходе «Чернышевский». 25-го прибыли в Тотьму. 27-го на пароходе «Массовик» прибыли в Брусенец. 28-го июля – в Тарногу и в колхоз «Красные Шевденицы» в деревню Хом.

2-го сентября кончилась война с Японией.

Так я кончил вторую империалистическую войну 1941-1945 годов.

Командирами фронтов были следующие: 1-ый украинский – маршал Конев; 2-ой Украинский – Малиновский; 3-ий Украинский – Толбухин; 1-ый Белорусский – маршал Жуков; 2-ой Белорусский – Рокоссовский; 3-ий Белорусский – Василевский; 4-ый Украинский – Еременко. Волховский фронт –генерал Мерецков; Ленинградский фронт – генерал Говоров. 3-ий Прибалтийский – генерал Масленников. 1-ый Прибалтийский – генерал Баграмян.

Командиры батальона – Ситников, Маточка. Командир 1 роты – капитан Стрункин. 2 рота – Комаров. 3 рота – Гришин. 4 рота – старший лейтенант Никифоров, Дрейн. Начальник штаба батальона – Полянский. По политчасти – майор Тетюхин. Инженер по дорогам – капитан Суслов. Старшина [роты] – Ермаков. Взводные командиры – лейтенант Балашов, Козлов, Копыльцев. Писарь 83-го батальона – Баранов Д. Иван[ович]. и по хозяйству – Собакин Иван Викторович. Вот все командиры, которых я запомнил и были записаны в моем блокноте.

Рядовые красноармейцы: Вася Шанов и Миша Тихонов, и Вася Бузило, 18 лет, и был Ракит[ский]. Они прибыли к нам после ранения, а вместе [с ними] прибыли в батальон Гарманов, Абанин, Константинов, Карпушев, Алексеев, Беглецов, Семенов, Люнев, Соломин, Бобылев, Пешков, Конев, Едемский, Лаптев, Смирнов и т.д.

От Москвы до Берлина – 1800 км.

По прибытии на родину я отдыхал три недели, а потом меня вызвал в Райсоюз председатель РПС Зыков Гавриил Григорьевич и предложил мне принять склады РПС временно от тов. Севрюгина. Склад я принял. Прошел месяц, но Севрюгин на работу больше не вернулся, и мне пришлось остаться на постоянную работу на складе. На складе в то время были все товары, продуктовые и промышленные. Склады были плохие. Продуктовый склад – это была раньше конюшня. Промышленных товаров, мануфактуры, готовой одежды и трикотажа был склад в старом магазине Шевденицкого с/по. На складе я работал три года, а потом меня перевели в продмаг.

Продмаг был маленький, но и товаров после войны было мало, но потом его расширили, потому что товары стали поступать. В раймаге в то время торговали Павла Васильевна с Вечеславовой Зоей Сергеевной. Продмаг я передал Шкариной Але, которая вскоре насидела четыре тысячи, и ее с работы сняли за пьянку. Она часто торговала пьяная и дома устраивала попойки. В раймаг меня назначили одного. Сначала я дал согласие, но попринимал один день, а потом струсил, что одному в таком магазине будет трудно справляться. Тогда был председателем Райсоюза Гладковский Александр Степанович, а Зыкова Гавриила Григорьевича с работы сняли за то, что они с Угрюмовым Семеном украли тушу коровы, а мясо поделили между собой. Угрюмов был завхозом РПС. После этого я струсил принимать магазин. Гладковский вызвал меня в кабинет к себе, двери закрыли сказал: «Пока не дашь согласия принимать раймаг, я тебя из кабинета не выпущу». Тогда я предъявил Гладковскому, чтобы он освободил [мою жену] Ольгу из столовой (в то время она работала в столовой вторым поваром), и он освободил, и я принял раймаг. Я торговал в одном конце, а жена Ольга дежурила в другом конце, чтобы кто не утащил товара с витрины и из-за прилавка.

Один я работал в раймаге работал шесть месяцев, а потом мне дали продавца с Шебеньги Лихоманову Александру Васильевну. Она от меня приняла отдел с железом, парфюмерией и галантереей, а мне два отдела – мануфактура, трикотаж и обувь.

У Лихомановой были муж и сын, но муж скоро умер, и она вышла замуж за Романова Василия Павлов[ича], но потом [и] мальчик умер, а с Романовым В. Павлов[ичем] детей нет. Так мы с Шурой Романовой работали два года, а потом нам еще дали продавца Сиротину Марию Григор[ьевну]. Я ей передал обувной отдел и готовую одежду, и мы работали уже трое, все по разным отделам, но потом все отделы соединили.

Завмагазином был я (Павел Д[митриевич].) У Сиротиной в то время училась дочь в г. Вологде. Когда кончила ученье, ее назначили учительницей в Заборье, тогда и мать запросилась в Заборье, чтобы ее тоже отпустили работать в Заборье. Райсоюз разрешил. Когда она стала от нас уходить, мы потребовали снятия товарных остатков, и когда проверили, товара у нас не хватило 2100 рублей старыми деньгами, по 700 рублей на человека. До этого у нас столько лет ничего не бывало, а тут получилось, чего мы не ожидали. Это нас подкузьмила Сиротина. В дальнейшем мы точно узнали, потому что когда ушла в Заборье и сразу с дочкой поехали в Ленинград, а [она] тогда говорила, что «нет денег, не знаем, как жить, что дочка еще только с учебы и денег нет». Вместо Сиротиной нам дали Раю Гущину, которая и теперь торгует, да еще до Раи взяли на работу Калининскую Зою, и стало нас четыре продавца, включая заведующего.

После войны, когда мы торговали с Шурой Романовой, по отделам были большие очереди за мануфактурой, а особенно, когда привозим штапелю или шерстянки и головных платков. Один раз даже чуть не своротили прилавки.

В 1955 году раймаг обворовали, унесли 11 костюмов мужских и один женский. Попадали воры в окно, вырезали стекло, потому что заставней у окон в то время не было, но после кражи заставни сделали. 5 (пять) костюмов весной нашли у плоски (?) в лесу, завёрнуты в женскую юбку, а остальных так и не нашли, также и воров нигде не обнаружили, но стоимость костюмов с нас списали.

В 1957 году я ездил от РТС по путевке профсоюза в г. Ленинград (Кировские острова) в дом отдыха. Очень понравилось. Каждый день ездили в город. Смотрели все примечательные места: Зимний дворец, где заседали во время революции меньшевики, музей Военно-морского флота, Казанский собор, Петропавловскую крепость, где сидели брат Ленина Александр и другие революционеры. Смотрели броненосец «Аврора». Потом ездили в г. Петродворец по Финскому заливу на пароходе «Совет», там смотрели фонтаны и парки, но Царский дворец был еще не восстановлен. Снаружи уже был восстановлен, но внутри еще нет, потому что его немцы превратили в конюшню. Очень нам понравился фонтаны «Самсон» и «Адам и Ева», и другие. В Петродворце мы находились целый день, а потом на том же пароходе вернулись в Ленинград. В Ленинграде я ходил в торговую базу, где для раймага достал триста белых шерстяных платков, которые я потом продал без отоваривания, а раньше платки продавали на яйца.

В 1958 году от нас ушел пред[седатель] РПС Гладковский в г. Вологду, при облисполкоме в торговый отдел, а на его место поступил Зубакин С.В.

В 1958 году в июне месяце я ушел на пенсию. За хорошую работу мне при уходе подарили ручные часы.

До 1962 года я отдыхал хорошо, часто ходил на работу делать снятие товарных остатков и т.д. Романова Шура после меня ушла с работы и уехала в г. Ташкент к матери и братьям со своим мужем. Остались в раймаге трое – Зоя, Рая и Маруся.

В марте 1962 года у меня заболел правый глаз, признали болезнь «глаукома» и направили на операцию в город Вологду. В Вологде я пролежал две недели, а потом получил от брата Андрея из Москвы письмо, чтобы я не делал операции в Вологде, а приезжал в Москву. Из Вологды меня отпускать не стали, но я отпросился домой, домой меня отпустили.

В Москве меня сразу не приняли, потому что у меня не было направления, и нам с братом пришлось идти в Министерство здравоохранения и предъявить пенсионное удостоверение, тогда приняли. Это было 9 апреля 1962 года, а в больницу ждать очередь до 5 мая 1962. Пришлось ждать очереди три с лишним недели. За это время съездил в гости в г. Волоколамск к племяннице Лиде, а к 1 мая вернулся к брату Андрею.

Первое мая провели хорошо и весело. Смотрели, как проходили войска с ракетами и разным оружием. 5 мая меня положили в больницу имени Гемгольца, научно-исследовательский институт глазных болезней. Лечили меня врачи Яковлев Алексей Андреевич и Царицына М.И., сестра Раиса Павловна. С 5 мая до 19 мая все делали исследования, а 19 мая сделали операцию. Операция прошла хорошо. 3-го июня меня выписали, и 7-го июня я был уже дома.

До сентября месяца я отдыхал, а 3-го сентября меня вызвали в собес, и мне вручили путевку проехать по Волге от Москвы до Астрахани на теплоходе «Иван Сусанин». Я принял путевку и выехал из дому 7 сентября 1962 года. 8 сентября в 6 часов уже был в Москве. 10-го уже был на теплоходе «Иван Сусанин». Теплоход был построен в Демократической Германии, стоимость его 9,500 тысяч рублей. 4-этажный. Длина 96 м, ширина – 15 м, скорость – 26 км в час. 1200 лошадиных сил. [Осадка] 2,7 метра в воде.

Я находился на втором этаже, 20-я каюта. Со мной находились три товарища с Вологодской области. Из Москвы мы отплыли 10 сентября по каналу Москва-Волга, [длиной] 126 км. 1-ый шлюз, где монумент Ленина. Направо – Иванковское водохранилище. Видели г. Дубну, где атомный исследовательский институт. Город Дубна построен, где раньше была деревня Иваньково. Вода поднята в водохранилище на 35 метров. Всего по каналу Москва-Волга 6 шлюзов. Вышли на Волгу около города Калязин, где видели затопленную городскую площадь искусственным озером. В воде стоит трехъярусная колокольня, а город перенесен на гору.

11 сентября прибыли в г. Углич. Смотрели Кремль, где убит Шуйскими племянниками Дмитрий-царевич. Хотели убить тайно, но увидела тетя Ирина, и еще с ней была мать царевича. Они сказали пономарю. Пономарь забежал на колокольню и оповестил об убийстве царевича. Ударил в колокол. Сбежался народ и поднялся бунт. Но после этого пошло следствие. Шуйского оправдали, а бунтовщиков многих казнили. Отрезали уши, вытягивали языки, а многих сослали в Сибирь, в том числе сослали и колокол. Было [у него] отбито одно ухо (у него было четыре уха) и лишили языка. В Сибири он находился 300 лет, а потом опять привезли в г. Углич. Язык ему возвратили, и он звонит. Смотрели Преображенский собор и т.д.

13 сентября приплыли в г. Горький. Плыли через г. Рыбинск, к нему не приставали, потому что была ночь. Рыбинским морем интересно плыть, плывешь – даже не видно берегов. В г. Горький осмотрели Кремль, который основан в 13-ом веке. Смотрели картину величиною 48 кв. м. художника Маковского Константина – призыв Минина спасти Московское государство. Рамка у картины весит полторы тонны. Видели Коромысловскую башню. Когда начали строить башню, был обычай такой – кто первый пройдет мимо, когда будет закладка башни, того человека заложить в котлован. В то время шла с водой дочь купца Алёнушка, ее заложили в котлован с ведрами с коромыслом, и поэтому башня называется Коромысловская. Видели, где родился Александр Ильич и Анна Ильинична Ульяновы. Видели памятник Чкалову на набережной Волги. Видели, где Горький проводил свое детство в доме Кашириных, в сквере есть бюст [Горького] мальчиком.

14 сентября прибыли в г. Казань, где осмотрели Кремль, кремлевскую башню высотой 56 метров, университет, где учился Ленин, памятник еще студентом Владимиру Ильичу Ленину. Еще осмотрели музей и т.д.

15 сентября – г. Ставрополь (?), Вол[ж]ская ГЭС. Город Ставрополь (?) выше ГЭС на 6 км. Он весь полностью затоплен и теперь строится новый на левом берегу Волги в 4 километрах от плотины. Выстроен на левом берегу г. Комсомольск, а на правом берегу, в горах, с километр от станции г. Жигулевск (!) молодой красивый город.

Волжская ГЭС [имени] Владимира Ильича Ленина длиною 700 метров, высота – 84 метра, 6 этажей, 20 турбонегенераторов, 115 тысяч кило[ватт] каждый. Мы были под водой 21 метр. Длина плотины 6 километров, поперечник – 60 метров. Есть водосборочные шлюзы, куда выпускают лишнюю воду и два шлюза пропускных. Всей станцией управляют два человека, а всего обслуживают 11 человек. Вода поднята на плотине [на] 26 метров. Все машины электростанции – 2,300 тысяч киловатт.

16 сентября воскресенье – зеленая остановка «Сероглазки», хотя была осень, но погода была теплая и солнечная. Остановка была между Куйбышевым и Саратовым. выходили в один Дом отдыха, где ставили концерт и танцевали на берегу Волги. 17 сентября плыли по Волгоградскому морю мимо города Камышина, где много арбузов и яблок.

Волгоградская ГЭС [имени] 22 съезда. Надводная часть 45 метров. Вода поднята на 26 м, мощность – 2,543 тысяч киловатт. Вода затопляет на 600 км в длину. Город Волжск примыкает в Волжской ГЭС. Он построен на новом месте. 17-го – Волгоград с населением 624 тысячи человек. Основан в [1]638 году, был Царицын. Смотрели город, Мамаев курган, братские могилы. Вышка [монумент] 196 метров в вышину, Мамаев курган – 184 метра над уровнем Волги. Площадь Комсомольская – где есть убежище с трехэтажный дом, где при обороне находился городской штаб обороны города. И есть убежище, где находилось немецкое командование, а потом все взяты в плен с главным Паулюсом. Видели Площадь Революции, [где] захоронены бойцы революции и герои обороны Сталинграда. Видели памятник, где схоронены испанец, татарин и русские герои-защитники города. Памятник герою-летчику Баранову и Хромову. В Сталинграде погибло 42 тысячи человек мирного населения. За Мамаев курган было много убито и взято в плен [много] немцев, которые после войны восстанавливали город. Волгоград длиною по Волге 75 километров. 21 сентября, [когда плывем] обратно, кладем венки на могилы защитников Сталинграда. Лестница тянется [на] 142 м.

18 сентября в 17 часов 30 минут прибыли в город Астрахань. Смотрели пальмы, одной 150 лет, двум по 100-90 лет. Листья у пальм 5 метров длины. Смотрели Кремль, кинотеатр «Октябрь», музей, памятник Кирову. Астрахань город небольшой, от Каспийского моря 56 километров. Берега у города плоские, много зелени. В Астрахани мы стояли полторы суток, выехали 19-го в среду в 20 часов 10 минут вечера.

20-го зеленая прогулка. Погода была теплая, и прямо на берегу ставили концерт своими силами. У нас на теплоходе были артисты и баянисты, пенсионеры и танцоры разных наций. Очень был веселый концерт. После зеленой прогулки приставали к селу Николаевское, где много очень арбузов. На берегу колхоз навозил столько арбузов, что целая гора, и грузили на баржу для отправки в Москву, а которые чуть побиты, нам отдавали бесплатно есть. В этом селе раньше было много калмыков, но в военное время они взбунтовались, и их всех выселили на север, но когда поступил на пред[седателя Совета] министров Хрущев, они стали возвращаться обратно. Они очень мстительные и злые, не любят русских. Ходят все с кинжалами, и русский не попадайся только один, а то зарежут.

22 сентября прибыли в Саратов. В Саратове были в музее, в домике, где родился Чернышевский, в музее Радищева. Дальше город Вольск, но мы в нем не были. 23-го – Куйбышев. Видели памятник Чапаеву на коне. Смотрели парк на берегу Волги. Пляж длиной 1 км 700 метров. В Куйбышеве населения 900 тысяч человек. Длина города 30 км, ширина города 13 километров. Видели пивоваренный завод, памятник Куйбышеву.

24-го – Ульяновск с населением 230 тысяч человек. Учится в нем 54 тысячи. Были в гимназии, где учился Владимир Ильич Ленин, за какой партой он сидел. Ульяновск город небольшой, но красивый.

25-го – Чебоксары, Чувашская [А]ССР, столица. Смотрели краеведческий музей и картинную галерею и магазины. В Чебоксарах выход в город – надо подниматься к городу, лестница 102 ступени, я считал. И город показывается как за горой, его с Волги и видно, но ниже по Волге строится новый город с красивыми зданиями.

Дальше зеленая остановка «Ильвинка». Лестница 180 ступеней, тут хороший дом отдыха и много разных строений. Красивый дубовый лес. Есть очень большие дубы-великаны. В Ильвинке тут для нас отдыхающие ставили концерт, который очень понравился. С берега очень далеко видно Волгу, как плывут корабли.

26 сентября стоим на якоре, туман, погода стала холоднее, и солнце стало смотреть реже. Были еще в г. Горьком, но никуда не ходили, смотрели только мост через Оку и где раньше была Макарьевская ярмарка. Переплывали мимо города Балахны.

27-го – Кострома. Смотрели исторический музей. Пешеходная экскурсия по городу. Город Кострома основан в 1152 году. Кострома моложе Москвы на 5 лет. В 1613 году был коронован князь Михаил Романов в Костроме. В 1913 году [было] 300 лет царствования Романовых. Родился Иван Сусанин в 60 км от Костромы. В Костроме красивая набережная, каланча и знаменитый собор. Беседка Островского Александра Николаевича на берегу Волги. Памятник Ленину. [Он] был построен царю Михаилу и семье Романовых, но после революции переделали Ленину. В парке видели тот дом, где выступал Свердлов в 1904 году. За это его хотели арестовать, но он ушел, помогли ему в этом товарищи. Очень красивый в Костроме парк.

Дальше мы продолжали путь на Ярославль. В Ярославле пешеходная экскурсия. Музей-заповедник. Красивая в Ярославле набережная и т.д.

28 сентября – Рыбинское море, зеленая остановка «Новоокатово», концерт в Доме отдыха. В Ярославле некоторые товарищи сошли с теплохода и уехали железной дорогой на Вологду, но мы с товарищами с Тарногского и Тотемского районов 19 сентября прибыли в Москву на Речной вокзал. Так кончилось наше путешествие по путевке Москва-Астрахань и обратно Москва. На теплоходе «Иван Сусанин» было в каютах очень чисто. Кормили нас хорошо, читали нам разные лекции. Проводили для нас разные игры и концерты. Был богатый буфет, где можно купить пиво и разные вина, но только напиваться нельзя. [Как] самый красивый город на Волге мне понравился Волгоград, а особенно набережная, когда сидишь и смотришь на Волгу. Вся набережная в разных цветах. Сидел бы целые сутки и кушать не захотел, а всё смотрел на Волгу.

С речного вокзала я ехал на троллейбусе, а потом до Смоленской площади – в метро. 29 сентября в 16 часов явился на квартиру к брату Андрею. 30-го с братом ходили смотреть в Кремль [О]ружейную палату. В Оружейной палате очень много разных экспонатов. Видели всадников на конях, богатырей в панцирях и латах, кареты разные позолоченные царских семей и князей. Платье разных цариц. Есть платье Екатерины II, хвост растянулся на два метра. За ней шли служанки и несли этот хвост платья. Видели одежду царя Петра Первого, а особенно сапоги, наверное, по пуду один сапог. Очень много золота и бриллиантов в разных шляпах и евангелиях, и крестах.

2 октября 1962 г. я ходил в Мосееве в Научно-исследовательский институт глазных болезней им. Гемгольца. где мне делали операцию в мае месяце 1962, на проверку глаз. Проверял старший врач зав. институтом врач-профессор Чернявский. При проверке оказалось, что глаз у меня (на котором была операция) – зрение на 70%, и тут же мне объяснили: до операции видел 40%, а после операции – 70%. Это редкость, [что] из тысячи пациентов бывает такая удачная операция. Это институт находится на ул. Садовая-Черногрязская, д. 14/19.

4 октября я выехал из Москвы, в 4 часа утра был в Вологде, а 11 часов был уже дома. После этой поездки я отдыхал, летом работал в своем саду, а зимой ходил в магазин делать снятие. Летом еще торговал пивом и т.д.

ДОПОЛНЕНИЯ

1)  Придя с войны в 1944 году, [умер] 14 апреля дядя Василий Андреевич, а также умерла и моя жена в 1944 году, так что мне пришлось жениться на другой. Дядя, когда я к нему приходил в дом, то он весь дом и все имущество отписал мне, и вот в 1951 году этот дом, но не весь, а переднюю часть, перевез в Тарногу. А остальное, середку и зимний пятистенок, оставил названной дочери с ребятами, жалеючи ребят и ее саму, потому что ее мужа Андрея убили на войне.

Летом в 1951 году работники Райсоюза сделали воскресник и перевезли [этот дом] одного дня. На машине возили Савватий Алексеевич Коробицын и Копнин Николай Матвеевич. На машине с прицепом. А остальные работники РПС разламывали дом и наваливали [бревна] на машины. Всего работало 12 человек. После перевозки мы сразу с братьями Ваней и Мишей стали дом класть (место мне уже дали раньше). Весь пятистенок мы склали на восемь рабочих дней. Вся работа и перевозка мне встала в восемь (8000) тысяч рублей. Того же 1951-го года сбили печь и склали трубу, а крышу сделали Попов Иван Дм[итриевич] и Савинский Федор Афан[анасьевич], и к 1 мая 1952 года я перешел жить в свой дом, а первого мая 1952 года праздновали новоселье. К новоселью варил пиво и помогал брат Иван. На новоселье были в первый день мая все свои родные, а второй день – работники РПС, всего 24 человека. Всего за праздник было более 50 человек. И вот я в этом доме живу с 1 мая 1952 года. За работу братьям и Мине Кузьмину платил по 30 рублей на день (старыми деньгами), и каждый день [выставлял] по 2 (две) пол-литры водки. Погода была теплая, дождей не было, оклали весь сухой дом в июне месяце 1951-го года. В свой дом мы с женой Ольгой перешли в 1952 году.

Я работал в магазине, в продмаге, а Ольга – в столовой вторым поваром, но когда меня перевели работать в раймаг, я попросил Гладковского А.С., чтобы он освободил Ольгу из столовой, и ее освободили, и в дальнейшем она работала на разных работах. С женщинами летом драли дуб, а осенью солили капусту и т.д. Весной и летом ухаживали за огородом и садиком.

Так жили спокойно до 1969 года, в а 1966 году ездили в гости в Киев к брату Андрею, а в 1968 году Ольга ездила в Архангельск к Андрею И., в 1969 году она что-то начала жаловаться на ноги, что плохо ходят ноги, но не болят. Начали лечить свои врачи от ревматизма, но пользы никакой. В 1970 году 8 июня я свез ее в областную больницу, там лечили 10 недель до 18 августа 1970 года. В Вологде лечили, делали уколы, вливали кровь, но пользы никакой. Сначала, когда приехали, была радостная и говорит, что у меня ничто не болит, только ходить не могу, но потом стала одышка, и всё это, леченье, уколы и таблетки, повлияли на сердце. И 26 октября 1970 года в 23 часа 30 минут она умерла, и мне пришлось жить одному. Очень большая для меня была утрата, я потерял своего лучшего и любимого друга, которого никто и никак мне не может заменить. 28 октября 1970 года ее похоронили. На похоронах было очень много народу. День был теплый и солнечный. Вот так и кончилась наша жизнь с Ольгой Александровной, с которой я жил 24 года.

2) 16 декабря 1918 года было восстание кулаков против продотряда красногвардейцев. Убито было 14 человек. Пятнадцатый было уполз к одному дому в [деревню] Угольную к Якову, но тот не открыл ворот. Он так и замерз, Ершов. Убиты были комиссар Губин и ком. отряда Киселев. Первый был убит красноармеец Бурачек, ему [было] только 15 лет. Восстанием руководил Ульяновский Павел И. из д. Норушка, но главный был Демидов Анд[рей], но он уже был арестован. Военкомат и сельисполком не помогли, а приняли хладнокровие.

В возмездие кулаков было расстреляно 17 человек. Приезжали на усмирение 50 человек красноармейцев с пулеметами и винтовками. Озерецкий волисполком и военкомат тоже были разогнаны, но там восстания не было, и потом всё восстановилось.