17-ый день похода.
26.VIII.39.
село Омало.
Не получив ответа на свой настойчивый стук, высокий вооруженный человек в бурке, осторожно ступая входит в комнату. Восемь бродяг, приютившиеся на эту ночь в "Омаловском кичмане" - мирно спят, положив головы на рюкзаки, на расстеленные на нарах палатки. В комнате царит неописуемый беспорядок, остатки вчерашних грибов и грязная посуда свалены в углу.
А в окно - чуть брезжит дождливое, серенькое утро ...
"Здорово ребята, Гомарджос!"
Фигуры, напоминающие в своих спальных мешках, какие-то большие серые коконы, начинают шевелиться ...
"А -а, что такое? Ба, да это Миша! Какими судьбами?" - продравши наконец глаза, ребята признают своего приятеля из Гирева.
"Я здесь на одну минуту. Недалеко отсюда, бандиты перешли границу - гонят большой табун. Надо поймать! - А я стал здесь, в Омало, сведения кое-какие собирать - мне и говорят - Ночью де пришли какие-то странные люди горбатые, с палками - остановились в интернате. - Я и думаю, не мои ли это русские друзья добрались так быстро до Омало? Вот и забежал проведать. Как живы-здоровы? Все ли благополучно, не надо ли чего?"
Мы горячо благодарим заботливого тушина, заверяем его, что все обстоит прекрасно.
"Только вот вчера поели грибов - думали умрем. Тебе бы пришлось хоронить, Миша! Ты бы нам всем наземный могильник построил ...
Но Миша уже спешит. Его отряд уже ждет. Мы желаем ему успеха и снова заворачиваемся в спальные мешки. Дождь располагает ко сну.
Только часов в 11 продирают наконец глаза уставшие суслики. И все еще лежа начинают рассказывать друг другу свои сны. Как странно! Всем восьмерым сегодня ночью приснилось одно - ЕДА! Разные вкусные вещи.
Разговор возбуждает аппетит - суслики проявляют неожиданную энергию, принимаются за приборку, за стряпню завтрака.
Завхоз Надя докладывает: Запасы еды подходят к концу. Сухарей уже почти нет!
Между тем, двое Коль уходят в селение вперед на рекогносцировке. остальные, покончив с хозяйством и подбросив вещи на хранение славному старику - сторожу - также поднимаются в Омало. Прежде всего, заглядываем в кооператив - там, увы, пусто.
Зато на площади, как и везде, быстро образовался базар носков. Замечательно красивая, приветливая старуха продает нам "читоби". Появляется и добровольный переводчик, который облегчает наши сложные расчеты с Омаловскими женщинами.
Вдруг наш дед Хведор привлекает общее внимание: до глаз обросший щетиной, в своих причудливых клетчатых шароварах и босой, он предложил "торговлю меновую". Свои стоптанные альпийские ботинки, он хочет обменять на красивые вязанные "читоби". Тушинки смеются и отнекиваются, но ..., что ж вы думаете? Покупатель все же находится, и вот наш дед уже красуется посреди толпы в этой пестрой тушинской обуви.
Когда наконец, покончив с покупками, мы собираемся пойти на обследование Омаловского замка, неожиданно разразившийся сильный дождь, загоняет нас под ближайшие крыши и навесы.
Приютившись под чьей то длинной террасой, мы рассматриваем селение Омало сквозь скучную и серую, частую сетку дождя.
В Омало особенно резко бросается в глаза контраст между старым и новым. Здесь нет строений переходного типа.
На дикой наклонной обнаженной скале, которая со своими мощными наклонными напластованиями, кажется как бы вырванной из самых недр земных и странным и чуждым пятном высится среди округлых очертаний зеленых окрестных гор, виднеются развалины старого замка.
Вокруг скалы, на террасах невысокого горного плато группируются жилые постройки современного и очень приветливого вида.
Не смотря на то, что материал стен этих домов все тот же, что и в Парсме и в Дартло - это плиты необтесанных камней грубой кладки, здесь они не производят мрачного впечатления. Оно скрадывается благодаря резным галереям, балконам и сравнительно большим и (прогресс !), застекленным окнам.
Значительно ниже самого селения расположена строительная площадка нового соцгородка, в котором мы сегодня ночевали. Здесь. в основном, уже выстроена школа с интернатом и больница, тут же находятся и временные бараки для рабочих.
В то время, как двое Коль кончают свои рисунки. остальные, несмотря на дождь шныряют по селению, перебегая от одного навеса к другому, высматривая разные живописные уголки, заглядывая во внутренние дворики.
Вдруг сережка, с необычно взволнованным видом манит нас к какой-то небольшой, приземистой дверце. Теснясь, мы влезаем в полутемную каморку, в которой согнувшись над работой, сидит какая-то женщина.
Вначале. мы не совсем понимаем, зачем нас сюда позвали, но постепенно глаза наши привыкают к убогому освещению этой мастерской. И вот из темноты, перед нами, на бархатисто-синем, глубоком фоне, возникает очертание ярко-оранжевого, величавого тигра, с как бы поднятой для удара лапой.
Синее поле обрамлено строгим и точным, но, при ближайшем рассмотрении, необыкновенно фантастическим орнаментом: тут и различные звери, как и тигр, персидского рисунка, и цветы, напоминающие слегка французские лилии, и различные пестрые и причудливые арабески...
Это красочное чудо - ковер, натянутый на огромный ткацкий станок - плод фантазии простой и малограмотной тушинки!
Какое удивительное художественное чутье, какие громадные творческие возможности таятся в этом народе, приютившимся среди глухих гор Кавказа!
Ковровщица - скромная молодая женщина, застенчиво улыбаясь, показывает нам свое чудесное произведение, демонстрирует тут же и технику своей работы и даже дает нам самим завязывать узелки из шерстяных ниток и резать затем их концы. Яркие мотки этих разноцветных ниток развешаны по всей комнатушке, придавая ей веселый нарядный вид. Кроме станка, скамеечки, нескольких больших кувшинов и другой посуды, здесь ничего нет. Комнатка эта специально отведена под мастерскую. По почтительному тону, каким разговаривают с молодой женщиной, входящие сюда тушины, чувствуется, что она пользуется здесь заслуженным уважением и искусство ее ценится ее согражданами очень высоко.
Я прошу у мастерицы разрешения порисовать в ее комнате, и набрасываю в свой альбом акварелью ее самое, станок, ковер..., но ребята, набегавшись под дождем, заглядывают снова в каморку "тигра" и зовут меня домой. С сожалением бросаю неоконченный рисунок и прощаюсь с гостеприимной тушинкой.
И вот мы снова "в кичмане" - готовим свой неприхотливый туристский обед.
По предложению нашего хозяина - старика сторожа, я накрываю обеденный стол в его комнате, впервые за наш поход, на настоящем столе. По этому случаю в центре ставится большой букет, который помогли мне набрать моя маленькая приятельница, внучка сторожа Надико, а у каждого "прибора" кладется ... (!) салфетка. Целую пачку этих бумажных салфеток я нашла в недрах своего необъятного рюкзака.
За обедом возникает важнейший вопрос - о маршруте. По намеченному нами еще в Грозном плану - мы должны от Омало подняться снова в горы, вверх по течению Тушинской Алазани, и затем, выбраться на Тионеты. Маршрут этот очень интересен и соблазнителен, но ...
Все ребята устали, изголодались, страдают от всевозможных ран, увечий и мозолей, а самое главное - запас продуктов пришел к концу, сухари уже кончились совсем - мы без хлеба.
Решение наше единогласно - сократить путь и выходить прямо к югу - на Телав.
Итак, завтра, во что бы то ни стало, не смотря на непогоду, мы должны покинуть Омало и другие селения южной Тушетии и пройти через перевал Главного Кавказского хребта на Кахетию.
Перебравшись в "Кичман", начинаем снова пересматривать и перераспределять свой груз - в последний путь!
Тут-де устраиваем выставку наших тушинских обновок. Все носки и туфли вывешиваются в ряд - начинается спор, чьи вещи красивее всех. Надя выступает в роли манекена, примеряя на свою изящную волосатую ножку, все эти изделия.
Все это время Федор где-то пропадает. И вот дверь отворяется - дед входит мокрый, прямо с дождя. В своем белом плаще он действительно напоминает какого-то святого.
Федор становится в позу: "Братие, говорите, что вы желали бы иметь. Чего не хватает в вашем хозяйстве?"
И потом провозглашает торжественно: "Да будет ХЛЕБ", и распахивает полы своего плаща. В его руках, мы видим два больших каравая хлеба. Все поражены. Вот это действительно чудо! Чудо "святого Хведора!"
Вечером главврач Надя решается на сложную хирургическую операцию - она взрезает наконец Федорову гнойную мозоль, которая все время мешает ему ходить и причиняет во время длинных переходов невероятные муки.
Но вот, перевязки закончены. Ложимся спать рано.
Неужели завтра мы уже покинем Тушетию? Не верится и не хочется верить. Значит действительно подходит к концу наше бродяжничество в горах, наша вольная, цыганская жизнь!
Да, Завтра наш последний перевал.
Свободное копирование
