Утром, хотя я не хотела плакать и, как мне казалось, не плакала, а изо всех сил старалась держаться, слезы сами полились из глаз... На мое счастье, в камере была одна мудрая, много пережившая женщина, фамилии, не помню, а звали ее Татьяна. Мне только что исполнилось двадцать семь, а ей было, вероятно, около сорока.
Крупная, громадная даже, и очень больная — у нее был больной позвоночник, и на допросы ее порой носили на носилках, — Таня не говорила слов утешения — она просто дала мне книгу и велела: «Читай, постарайся отвлечься». Книга оказалась повестью Пришвина «Женьшень». Я добросовестно старалась читать ее и незаметно увлеклась — прочла вдруг о том, как маралам срезают их богатство — роскошные ветвистые рога-панты, чтобы делать из них целебнейшие лекарства. Оленя загоняют в специальный станок, мгновение боли — и его выпускают, но уже без ветвистой его гордости. И далее Пришвин пишет о том, что, глядя, с каким достоинством вынес эту не только болезненную, но и унизительную операцию гордый красавец-олень, он, писатель, понял, что нет и не может быть унизительных положений, если сам себя не унизишь. Это не дословная цитата, это пересказ основной мысли писателя.
Я запомнила ее на всю жизнь, и она помогала мне все те восемь с половиной лет, что пришлось прожить в заключении.
Здесь я должна немного рассказать о Тане и еще об одной женщине соседке по камере. История Тани была такова — они с мужем, оба коневоды, научные работники, оказались в оккупации. Чтобы сохранить поголовье породистых лошадей, никуда не ушли с конезавода, где работали и продолжали работать и при гитлеровцах, но, когда вернулись наши, Таня с мужем все это рассказали и получили, как водится, по 10 лет.
