Я очень любила своего отца, скорее была даже влюблена в него — веселого и доброго, хотя видела его мало и редко — в тридцатые годы было заведено на любом мало-мальски «руководящем» посту работать до поздней ночи: авось, понадобишься «наверху». А уезжал он на работу чуть свет — когда я еще только просыпалась. Наверно, если бы он дожил до моей взрослой поры, я могла бы рассказать о нем подробнее и... объективнее. Ведь только став взрослыми, мы можем увидеть своих близких, своих родителей как бы со стороны и оценить — какими они были. Мне же не удалось увидеть отца взрослой, и облик его затушеван временем: за чисто информационными строчками Справки из Партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС трудно разглядеть еврейского парнишку из украинского местечка Звенигородка, который в 15 лет пошел работать «приказчиком на складе» — так написано в Справке, я же думаю не «приказчиком», а мальчиком на побегушках: кто же поставит приказчиком подростка с двумя классами церковно-приходской школы? Его отец, мой дедушка, был местечковым портным, шил рясы православным священникам, за что еврейский мальчишка получил право учиться в церковно-приходской школе.
Строчки Справки: «в мае 1915 — феврале 1917 — слесарь на .Одесском заводе, чернорабочий на рыбном промысле г. Астрахани». Фотографий не сохранилось, потому что их, видимо, и не было, но я вижу смуглого большеротого юнца, ищущего своей доли, своего места в жизни, и отнюдь не самого легкого.
Еще одна строчка Справки: «февраль-ноябрь 1917 года — рядовой 17 инженерного полка (старая армия), Австрийский фронт». Несколькими строчками выше — «член КПСС с мая 1917 года». Именно так и было написано в Справке, хотя тогда и не было еще этой аббревиатуры. Значит там, на фронте первой мировой, он вступил в партию — это было совершенно естественно в той судьбе, что встает за сухими строчками документа.
Там, где написано «красный партизан в партизанском отряде в Киевской губернии» — опечатка: написано «с марта 1917 по 1918», должно быть «с марта 1918 по 1919». А я вижу юную пару: Он — вчерашний солдат, ныне подпольщик, еще юнец, но выглядит старше — работа на рыбном промысле, окопная жизнь обветрила скулы, задубила кожу на ладонях, но веселые зеленые глаза смеются, и Он покоряет Ее, несколькими годами старшую, образованную, интеллигентную, не только закончившую гимназию золотой медалисткой, но успевшую уже окончить и кредитно-экономический институт. Она еще затягивается в корсет (врожденная склонность к полноте) и носит модные шляпки (элегантная по моде того времени, стройная и привлекательная молодая женщина смотрит на меня со старинной фотографии — даты нет, но мне почему-то кажется, что именно такой папа увидел маму впервые).
Ирония и удаль зеленоглазого упрямого юноши покоряет Ее. Он, подпольщик, скрывается в доме мужа Ее старшей сестры, своего старшего брата. А Ее зовут Тамара, и Он навсегда становится Тамариным. Потом, в начале 30-х, когда в «Известиях» будут публиковаться огромные списки желающих поменять имя и фамилию, я услышу и запомню, как мама уговаривала отца оформить перемену родовой фамилии Гиршберг на пожизненно приросшую к нему партийную — Тамарин, а он только отмахивался — «некогда!..» Тем не менее, так я и родилась — Тамариной.
Еще строчка Справки: «начальник секретариата морской базы в Одессе — май 1921 - ноябрь 1922 г.» А у меня, родившейся в июне 21-го — первое сознательное воспоминание: горбатая узкая улочка (потом узнала и название — Казарменный переулок, говорят, и сейчас так называется), я у кого-то на руках вижу с небольшого балкончика с балюстрадой — второй этаж, — как вверх уходит отряд моряков: запомнила равномерно колышущиеся спины в черных бушлатах. Наверное, с ними уходил отец, а мы его провожали...