Как-то зимой, отправляясь в Мелихово, я по дороге на вокзал заехала к Левитану, обещавшему мне показать этюды, написанные в Островно. У него была красивая, в коричневых тонах, мастерская, отделанная для него Морозовым, в своем особняке на одном из бульваров. Я была нагружена всякими покупками, радостно оживлена, как всегда, когда ехала к Чеховым. Когда Левитан узнал, куда я еду, он стал по своей привычке длительно вздыхать и говорить мне, как ему тяжел этот глупый разрыв и как бы ему хотелось туда поехать.
-- За чем же дело стало? -- говорю с энергией и стремительностью молодости. -- Раз хочется -- так и надо ехать. Поедемте со мной сейчас!
-- Как? Сейчас? Так вот и ехать?
-- Так вот и ехать, только руки вымыть! (Он весь был в красках.)
-- А вдруг это будет некстати? А вдруг он не поймет?
-- Беру на себя, что будет кстати! -- безапелляционно решила я.
Левитан заволновался, зажегся... и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки -- и через несколько часов мы подъезжали по зимней дороге к низенькому мелиховскому дому. Всю дорогу Левитан волновался, протяжно вздыхал и с волнением спрашивал:
-- Таничка, а вдруг (он очень приятно грассировал) мы глупость делаем?
Я его успокаивала, но его волнение невольно заражало и меня, и у меня стало сердце екать: а вдруг я его подведу под неприятную минуту? Хотя, с другой стороны, зная А.П., я уверена была, что этого не будет.
И вот мы подъехали к дому...
Залаяли собаки на колокольчик... Выбежала на крыльцо Маша... Вышел закутанный по глаза А.П., в сумерках вгляделся, кто со мной, -- маленькая пауза, и вдруг оба кинулись друг к другу, крепко-крепко схватили друг друга за руки -- и... заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, о погоде, о Москве, как будто ничего и не случилось. За ужином, когда я видела, как влажным блеском подергивались прекрасные глаза Левитана и как весело сияли обычно такие задумчивые глаза Чехова, я была "ужасно довольна сама собой".
Историю с С.П. Чехов очень не любил. Между прочим, он написал мне по поводу моего рассказа "Одиночество":
"А все-таки вы не удержались -- и на строке 180 описали Софью Петровну!"
Но он напрасно поддразнил меня этим: я ее не описывала в этом рассказе. А много лет спустя, когда ни ее, ни Левитана уже не было в живых, я действительно описала их историю в рассказе "Старшие", напечатанном в "Вестнике Европы": теперь можно в этом сознаться!
Свободное копирование
