В Харькове я был назначен завучполитом Дебальцево, то есть заведующим участковым политотделом, где и работал с февраля по август 1920 года. Я должен с искренней благодарностью признать, что это была прекрасная работа и полезно использованное время.
Политработа была для меня малознакомой и трудной отраслью. Так как до этого я был недолго секретарём Подрайпарткома в Дебальцево и ещё меньше инструктором губкома в Оренбурге. И мне было трудновато охватить политработу такого большого участка. Однако работа эта меня захватывала и льстила. Ко мне обращались партсекретари со всего участка и рабочие узла по всевозможным вопросам, и я часто краснел, так как не мог удовлетворить ответом. Тут я понял, что мало, очень мало работал над собой, над своим политическим развитием.
К моему счастью, вскорости на ст. Дебальцево был создан и разместился Политический отдел Донбасса во главе с видным большевиком товарищем Магидовым и его заместителем товарищем Фёдоровым, бывшим членом ЦК партии. При политотделе Донбасса был подобран очень сильный инструкторский коллектив агитаторов и пропагандистов. Всем дебальчанам того времени был известен выдающийся трибун и оратор товарищ Дук. Очень хорошо и сдержанно выступали товарищи Магидов и Фёдоров и другие инструктора и пропагандисты. Я был зачарован ими и восторгался их обширными знаниями. Такое же удовлетворение получали и остальные дебальчане. Обычно на их доклады, беседы и лекции набивался наш ж.д. клуб, бывшая ремесленная школа казарменного типа, до отказа. Это была замечательная школа политпропаганды для всех дебальчан, а для меня академия. Я не пропускал ни одного доклада, беседы и лекции, и сам учился выступать так содержательно. И скоро выступал с докладами о международном положении и на специальные железнодорожные темы наравне с ними.
Кроме сильнейших работников Политотдела Донбасса в Дебальцево в это время работали сильные товарищи на советской работе, как тов. Иванов Николай Геннадьевич и Горшков Максим, а секретарём Горкома – тов. Прокофьев. Так же достаточно сильными были железнодорожные ответственные работники: тов. Школа И.П.- комиссар депо, Дубовой-Буров – комиссар движения, Спиридонов Т.Х. – комиссар вагонного участка, а на заводе – тов. Беликов и другие.
В старом клубе железнодорожников проводились почти ежедневно доклады, беседы и лекции, и клуб не вмещал всех желающих послушать. Отлично поставленная политмассовая и культработа способствовала политическому росту и сознательности широких масс, успешному налаживанию работы железнодорожного транспорта и завода и явилась результатом большого роста партии.
В 1919 году я был секретарём Дебальцевского подрайпарткома. Райком был в Енакиево и мы подчинялись непосредственно Губкому в Артёмовске. И могу определить, какая огромная разница между этими двумя годами. Сколько тогда мы не проводили партнедель для роста партии – роста фактически никакого не было. Правда, тогда обстановка была трудная и недостаточно устойчивая для советской власти. Шла война между партизанской и повстанческой Армией с белыми армиями Деникина и кто кого одолеет – было ещё неясно. И вся наша партработа была направлена на помощь фронту. Правда, эта помощь была явно недостаточная. Мы знали, что в партизанских отрядах и повстанческих полках не было ещё политруков, и партработа сильно хромала. Ведь не секрет, что среди наших воинов ходила легенда, что они воюют за большевиков, но против коммунистов, против коммун. И наша ж.д. парторганизация не находила время и умения для партработы среди бойцов. Не было и опыта. Известно, что в результате недостаточной политвоспитательной работы и несоветских действий комбрига Дыбенко, он был убит своими же бойцами на путях ст. Дебальцево, и, благодаря действию враждебных элементов, его труп долго валялся среди путей, так как бойцы были озлоблены и не давали похоронить его.
Так же известно, что партизанские отряды создавались стихийно по принципу землячества. Они хорошо дрались за свои города, шахты, заводы и сёла, за свои углы, а когда потребовалось преследовать и добить врага далеко от своей хаты, они никуда не годились. Партизанская армия стала изживать себя, так как для одинаково активных действий в любом месте не годилась.
Как только наши войска ушли за Дебальцево в сторону Чистяково-Иловайское, так обнаружилась их слабость. Дескать, они своё дело сделали, Дебальцево заняли, а дальше трава не расти. Появились даже признаки разложения в неплохом отряде Зелёного.
Комбриг Дыбенко нервничал, злился и стал применять методы расправы белых генералов, чуждые советскому духу. То есть выстраивал часть, не выполнившую его приказ, отсчитывал десятого, а иногда и пятого, и на глазах всех бойцов расстреливал их. Однажды выстроенные для такой экзекуции бойцы возле вокзала Дебальцево взбунтовались и пошли на комбрига Дыбенко. Он испугался, стал уходить, вскочил на тормозную площадку осаждаемого эшелона, а по нему открыли огонь и убили.
Перед нашей парторганизацией стал вопрос, как же быть с трупом комбрига? Мы пригласили к себе исполняющего обязанности комиссара бригады тов. Семёнова для совета, а он выступает и заявляет: «собаке собачья честь». Нас это огорошило. Говорим: «Но ведь он советский комбриг, назначили его, видимо, с ведома партии?» Семёнов говорит: Я не знаю, был ли он членом партии. Он ни разу со мной ни о чём не советовался. На партсобраниях не присутствовал. Вел себя как неограниченный хозяин и самодур. Мы были поставлены в тупик. И всё же в полночь подали вагон, положили труп в вагон и отправили на ст. Ломоветка и зарыли в могиле без всяких знаков.
Этого Дыбенко не следует смешивать с легендарным героем первых дней революции, знатным моряком Дыбенко, который одно время был комбригом. Этот только однофамилец его. (Фёдор Ефимович Дыбенко – родной брат Павла Ефимовича Дыбенко, члена ВЦИК и ЦИК СССР, примечание составителя. Г.Л.)
Свободное копирование
