5 июня 1904 г.
"Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно"... Стрелки охранного отряда, несомненно, проникнуты большим интересом к совершающимся так близко от них военным событиям. Чтобы удовлетворить этому интересу, ротный командир отряда назначил чтение статьи из "Разведчика" о Тюренченском бое. Читать взялся сам командир. Вся рота была собрана слушать чтение. На лицах стрелков видно общее одушевление, все в приподнятом настроении.
Пришел командир и сказал: "Я прочту вам, стрелки, о Тюренченском бое. Слышите: Тю-рен-чен-ский бой, запомните".
"Петров, -- обращается командир к одному из стрелков, -- повтори, о чем я буду читать".
Петров встает, краснеет, конфузится и тяжело выговаривает: "Туланченский бой, ваше-скородие".
"Эх, ты, "Туланченский". Сам-то ты -- "Туланченский... "Тю-рен-ченский -- повтори ".
Заставив несколько раз повторить неудобовыговариваемое слово, ротный начал чтение.
Стрелки слушали чтение, затаив дыхание; глаза у них блестели, "тупорылых тварей" более не было, а сидели все оживотворенные люди.
Вдруг ротный остановился. Обвел взглядом всех слушателей и спросил: "Стрелки, кто у нас главнокомандующий?"
Словно кто обухом ударил, -- так ошеломил этот вопрос всю ушедшую за чтением в бой аудиторию. Все сразу смутились, ни у кого нет ответа, общее молчание.
"Ну, неужто никто не знает, как зовут нашего главнокомандующего действующей армией?" -- недовольным уже тоном переспросил ротный.
В ответ все то же смущенное молчание.
"Иванов, скажи ты, как зовут нашего главнокомандующего?"
Иванов поднимается и застывает, бледный, смущенный.
"Не знаешь?" -- зло уже спрашивает ротный.
"Никак нет", -- робко, виновато отвечает Иванов.
"Поставить его под ружье!" -- приказывает ротный.
"Петров, кто у нас главнокомандующий?" -- следует дальнейший опрос.
Поднимается Петров, испуганно смотрит в лицо ротного и молчит.
"Не знаешь?"
"Никак нет".
"Под ружье!"
"Сидоров, Панфилов, Черных, Яворский!" -- вызывает ротный, но вызываемые молчат, и слышится только приказание ротного: "Под ружье, не в очередь дневальными!"
Лицо ротного мрачно, бледно. Он более уже не вызывает отдельно по фамилиям стрелков, а обращается ко всем: "Не стрелки вы, а свинопасы. Не читать вам надо, а надо заставить свиные хлева чистить!"
После этого ротный уткнулся в журнал и забурчал что-то недовольным голосом, чего нельзя было расслышать.
Рота замерла. На лицах слушателей легла тень страдания и тоски. Стрелки боятся дышать, а дышать так трудно. В воздухе жара и духота; в комнате тесно. Лица у всех красные, пот льет ручьями, скатываясь по лицу капля за каплей и производя мучительное щекотание. Стрелки моргают, ежатся, чтобы сбросить капли пота, но пошевельнуться, чтобы вытереть его с лица, боятся.
Вместе с потом мучат и назойливые мухи, летающие роями и, не обращая внимания на муки стрелков, садящиеся им при невозмутимой тишине на лбы, щеки, уши, носы.
Один из стрелков не выдерживает и хлопает себя по щеке, чтобы согнать назойливую муху.
Мертвая тишина прерывается вдруг звуком шлепка. Ротный останавливает свое бурчание, обводит всех сердитым взглядом и спрашивает:
"Кто шумит?"
"Я, ваше-скородие", -- раздается жалобный голос.
"Чего ты?"
"Муха", -- уныло произносит стрелок.
"Му-ха, -- передразнивает его ротный. -- Что ты, потерпеть не мог? Что, муха бы съела тебя? Поставить под ружье".
Так печально закончилось начавшееся при общем одушевлении чтение...
Свободное копирование
