16 декабря. Пятница. Над русскою землею нависла какая-то темнота. Утром до 10 часов так темно, что ничего делать нельзя. На фронте -- вялое затишье, скорее с неудачами для нас, чем с успехами. Внутри гниль, уныние, дряблость и революционная лихорадка, гнилостная революционная лихорадка. Когда натиск на министерство в Думе не удался, выдвинуты были московские съезды, назначенные на 9 и 10 декабря, якобы по "продовольственному вопросу", но на самом деле для провозглашения тех же самых резолюций в еще более резкой форме. Когда съезды не удались, были запрещены, в Думе кадеты начали фокусничать, чтобы так или иначе огласить по поводу запросов революционные резолюции съездов. Министерство потребовало закрытых дверей; оглашение не удалось. Тогда Милюков, совершенно как фокусник, предложил поставить на повестку обсуждение какого-то еще в июле предложенного "вопроса" об отношении правительства к земскому и городскому союзам, чтобы по этому поводу заговорить о "московских событиях", как стали называть запрещение съездов (подумаешь!). Министры ответили отказом обсуждать теперь "вопрос". Обсуждение его назначено было на 15, но заседание в этот день ушло на исключение поляка Лемницкого, передавшегося Германии и действующего теперь в Варшаве против России. С гнусными речами в его защиту выступили наши левые, показавшие, что понятие "отечество" им чуждо. Речи совершенно революционного характера о "народе", который будет когда-то судить членов думского блока! Скверно.
Был в Румянцевском музее у Ю. В. Готье за книгами. Вечер дома за книгой Верховского.