26 марта. Суббота. Оказалось сверх ожидания довольно много студентов в аудитории, которым и читал о народном просвещении при Николае I. Читал с оживлением, потому что касался вопросов, задевающих за живое. Сознавал, что читаю в последний раз. Едва ли после Пасхи что будет. В профессорской Яковлев, Сперанский, Поржезинский -- разговор о последней субботе и о ненормальной краткости весеннего полугодия. Благодаря этому мы, вероятно, выпускаем больших неучей. После лекции остался на заседании Совета. Матвей Кузьмич [Любавский] произнес небольшую речь, посвященную памяти А. С. Алексеева и М. М. Ковалевского. Затем начались длиннейшие и скучнейшие доклады математического факультета. Филиппов, Готье и я бежали, хотя и сознавали, что не исполняем обязанностей. С Филипповым по дороге домой разговор о государственности великорусского племени и об опасности ему от окраин и инородцев. Дома послелекционное состояние приятно-возбужденной усталости. Читал статью о Шварце, подаренную Соболевским. Письма Шварца интересны, но автор статьи -- тоже своеобразно интересен. За три последние дня я получил много книг: новый выпуск "Старины и новизны" от гр. Шереметева, книгу Писаревского, выпуск Грабаря, книжку "Русской старины" и др. Солнечный, ясный, но холодный день. Миня все в постели.
Газеты принесли сегодня весть о смерти М. Ф. Владимирского-Буданова. О нем сказал несколько слов в Совете Филиппов. Боюсь, не содействовал ли я каким-нибудь образом ускорению его конца своей рецензией, которую, думаю, ему прочесть было не особенно приятно. Я, впрочем, старался написать ее в самых мягких выражениях, все время помня о его преклонном возрасте. Я намеренно и не послал ему ее -- и, может быть, он, живя где-то в Полтавской глуши, о ней ничего и не знал. Тем лучше.