Еще до рассвета выгнали во двор для проверки*. (*В концентрационных лагерях проверяли два раза в день - рано утром и вечером, когда все бригады возвращались с работы.) Я едва стою - голова гудит, губы и глаза опухли. Хоть бы один глоточек воды! Не дают... Велят идти обратно в барак.
Около полудня снова велели построиться. Отобрали шестьсот женщин, затем еще четыреста. Отобранных выстроили отдельно, а остальных погнали назад в барак.
Я - во второй группе.
Из первой группы отсчитали пятьдесят и повели в крайний барак. Кто-то из наших прочел надпись: "Entlausung" - "Баня"... Так они называют газовые камеры крематория...
Сколько пришлось пережить, и все-таки конец...
Надзирательница вернулась и отвела еще пятьдесят.
И так каждые полчаса по пятьдесят... А первые не возвращаются...
Уже никого не осталось. Площадка пуста.
Теперь пришла очередь нашей группы. Скоро поведут и меня.
Неожиданно мы увидели всю первую группу. Они живы! Значит, и мы будем жить!
Женщины той группы влезают на грузовики. Машут нам. Стало очень, очень спокойно.
Нас вводят в предбанник. Здесь горы одежды. При себе можно оставить только обувь и, если кто имеет, мыло и расческу. Все это надо держать в руках. Сумочки или мешочки надо оставить. Несколько листков моего дневника удалось сунуть в носки ботинок и под стельки. Женщины тоже быстро спрятали по нескольку листочков.
. Голых нас гонят в другую комнату. Под потолком - несколько дырявых трубочек - наверно, душ. У дверей гитлеровец в белом халате проверяет, не спрятали ли мы чего-нибудь в ботинках или в руках. Я переворачиваю ботинки, показывая, что в них ничего нет. Теперь становлюсь в очередь к врачу. "Врач" проверяет через увеличительное стекло чистоту головы и велит раскрыть рот. Засовывает за щеку палец - не спрятано ли там что-нибудь.
После него попадаем к парикмахеру. Ножницы большие, а он, наверно, никакой не парикмахер. Чем красивее волосы, тем уродливее он их кромсает. Отрезанные косы и локоны сует в мешок.
Наконец из трубок пустили тепловатую водичку. Она покапала несколько минут и перестала. Мы только успели стать мокрыми, и это еще хуже, потому что нечем вытереться.
Мокрых нас выгнали в еще более холодную пристройку. Дверь на улицу открыта, и сквозь щели в стенах тоже пронзительно дует злой ветер.
Вдоль стен лежат горки одежды. Возле каждой стоит надзирательница. Мы должны пройти мимо них. От каждой получаем по одной вещи - рубашку, штанишки, платье, пальто и платок. Дают подряд, невзирая на рост и полноту. Когда одна девушка попросила обменять платье, потому что оно ей мало, надзирательница стегнула просительницу тем же платьем по голове, швырнула обратно и еще поиздевалась: "Обтеши бока!"
Мне досталось вытянутое, не очень чистое, рваное белье и... бальное платье из черного шелка, с большим декольте и искусственным красным цветком. В пальтишко я еле влезла - оно детское. Чулок совсем не дали.
У дверей Эльза проверяет, не украли ли мы вторую пару белья или еще один платок.
Во дворе стоят другие наши женщины, но я ни одной не могу узнать. Когда человека мало знаешь, на первых порах отличаешь его по одежде, а теперь эти необычные "наряды" всех изменили.
Получаем по полотенцу. Смотрю - женщины наматывают их на шею. Следую и я их примеру.
Подходит незнакомая девушка и просит обменяться пальто, потому что она получила слишком большое. Я очень рада. Наконец могу свободно дышать, не боясь, что лопнут швы. Теперь вся беда - платье. Оно такое узкое, что я едва могу сделать шаг. Но женщины меня утешают - хоть не так холодно ногам. Зато спина голая.
Наша одежда меченая - на груди и спине масляной краской намазаны большие круги или кресты.
Когда все "выкупались", нас загнали на грузовики. На каждом - по два охранника. Повезли.
Свободное копирование
