8-го утром.
А с утра крики, ругань, драки. И это после вчерашнего порыва. Вчера замирающие от восторга готовы сегодня перегрызть друг другу горло из-за кружки кипятка. Наш угол просит успокоиться, но мы получаем ответ: «Оставьте ваши нежности».
Вспоминаю вчерашние танцы. Не только в танцах, пении, играх, но и в жизни — чувствуется у этих убийц необычайный трепет, движение жизни. Другая среда, другие условия — и как было бы все иначе.
Не люблю я Розы Вакс. Вечно где-то подслушивает. Думает из разговора все понять. Обнимает И-ну, Валю, Марию Павловну — меня не смеет трогать. Ее все ненавидят, но все же кормят, дают лакомые куски. Понравится что-нибудь, — Роза просто берет. Сегодня она вытянула гребень из густых вьющихся волос Двойры Шварцман. Так таки вытянула и надела на себя.
Шумна и говорлива эта Двойра. Родом из какого-то местечка под городом. Нет ни одного человека в тюрьме, который не знал бы истории Двойры Шварцман. Каждый знает и улыбается. Смеются заключенные, часовые и даже, говорят, следователи. Есть что-то очень смешное в шумном ее рассказе. Путанная, длинная история с арестом, милиционерами, курами и яйцами; непременно добавит, что у нее муж Сруль — «красив, как зеркало», — «брат Лейба и три ребенка дома». Все время плачет и, рассказав все, начинает сначала. Хотя смеются все без исключения, все же за эти проданный яйца — у Двойры пять месяцев тюрьмы позади и два года лагеря впереди.
Напрасно Двойра убивалась и рыдала целый день, как дитя, — гребень остался в волосах Розы. Роза берет все у других; своих вещей она не имеет: они ей не нужны. Единственная ее собственность — коробка пудры и румяна.
Убираем камеру все по очереди. Одна толстая Шапиро не убирает, говорит — утомляется. А у самой щеки залиты румянцем. Все делает бледная, на тень похожая Фанни. Лицо молодое, большой грусти; прямые, низкие брови.
Жизнь сыграла злую шутку с Фанни. Из любви или ревности кто-то донес на нее. Она подделала для жениха какие-то бумаги. Ее схватили, больную; в тифе перевезли в тюрьму. Бледная Фанни уже много месяцев здесь. От одежды остались одни куски, все висит вокруг нее. С ней жестоко расправились. Больную заперли в подвал и продержали с полмесяца. За это время крысы изгрызли ей башмаки на ногах. Они лежат теперь — вычурные, будто в кружевах, рядом с ней. Как призрак, вошла она в тюрьму и, как призрак, ушла. Ее позвали, — ее никто не видал больше...
Хотя бы письмо от Кики! Валя то и дело получает ответы, — я же ни одного. Опять писала, опять молчание.
Свободное копирование
