Приехав в монастырь, сразу заметили, что что-то изменилось. Паломников не видно. На приехавших паломников не обращают внимания, никто не встречает, как было ранее. Пошли в собор к литургии. Великолепный хор поет умилительно. Вышли из собора, а тут тревога — объявлена война России с Германией. Объявлено на плакатах, чтобы никому не отлучаться из пределов монастыря, прибыл военный пароход и идет проверка документов. Военнообязанных, подлежащих мобилизации, было много из послушников монастыря, которые не исключены из общества и не приняли монашества. Поднялась паника среди приехавших богомольцев и среди монахов. Видимо, было дано приказание Синода убрать из монастыря ризницу — самую главную ценность монастыря. Началась погрузка ценностей в ящик, заколачивание и перевозка на пристань и погрузка на пароходы. Пароходов у монастыря три: «Зосима и Савватий», «Михаил Архангел» и «Вера». Погрузка и подготовка шла в большой поспешцости. Кажется, вся братия занята была этим тревожным делом. Не удалось повидаться со своим дорогим дядей Прокопием Петровичем. Не больше полутора суток пришлось побыть в монастыре.
Пришлось сподобиться поклониться раке Преподобных один раз и то самым последним и при очень знаменательном случае. Перед нами шел тот самый человек, который при нашей посадке на пароход в Красноборске сидел за карточным столом и игрой и читал газету «Север» о бунте монахов, вступил на ступеньку, чтобы подняться и приложиться к раке. Стоящий тут схимник быстро сошел со своего места и преградил ему путь и жестами приказал ему отойти. Но человек снова пытался подняться и приложиться и снова был отстранен. Тогда человек стал на колени, сложил, но неправильно, руки для благословения, но схимник не благословил, а быстрым жестом указал уйти и указал на дверь. Человек, видимо, озлобился и не оглянулся ни разу назад, вышел из храма.
Мы ужаснулись, думая и нас не допустят, но мы беспрепятственно приложились и приблизились к схимнику, сложив для благословения руки. Я подошел первый с младенцем на руках. Схимник благословил меня и сказал: «Дьяконом будешь — неверных в дом не пускай». Я не понял и сказал: «Я не дьякон, а псаломщик». Посмотрев на дочку-младенца, сделал дуновение два раза и сурово сказал: «Вот ты ее на руках носишь, а вырастет она — какая-то будет»,— не благословил ее. Дал нам с супругой по небольшой свечке, по огарку свечи, а жене почерпнул ложечкой масла из лампады от раки и велел выпить.
Перед ракой на полу — покрытый золоченой пеленой с изображением преподобных лежит человек и ненормально стонет. Схимник подошел к нему с книгой и начал читать длинные молитвы, а потом громко произнес: «Именем Господа нашего Иисуса Христа повелеваю тебе, нечистый демоне, изьщи из него!» Человек громко презрительно говорит: «Не изьщу, не изыду!» Схимник снова повторил: «Нет изыдешь! Христос повелевает тебе изыти!»
Мы со страхом вышли, не дождавшись конца этого события, но с камнем на сердце, что схимник, вероятно, прозорливый, не удостоил нашего младенца благословения. Я вспоминаю это событие с нами и не забуду до смерти. И не знаю, случайное ли совпадение, но слова схимника сбылись в абсолютной точности.
Только что спустились со ступеней церкви, а там уже всем сообщают, что посадка на пароход объявлена и что в монастыре никого не оставят из богомольцев. Время уже около 10 часов вечера. Вся публика пассажиров едва поместилась на верхней палубе трех пароходов при невообразимой тесноте, вероятно, классы были полностью загружены ящиками с ценностями. Отправка от пристани была без свистков и без огней, в темноте, и не знали мы, куда нас везут. Но пассажиры, может быть, местные моряки, узнали, что везут нас в совершенно противоположную сторону. Счастье еще, что ветер умеренный, а то окатило бы всех морской соленой водой. Наконец, видим вдали берег. Пассажиры уже определили, что это Онежская губа, и мы приближаемся к городу Онеге. Всех объял ужас. Еще я вспомнил, что отправляясь от пристани, я вижу группу мальчиков человек до 10. Это, вероятно, годовики-певчие. И, когда они, обратившись лицом к монастырю и сняв головные уборы, стройно запели тропарь Преподобным, я заплакал, вспомнив, что я таким же певчим был и очень сожалел о них, что не пришлось им выполнить своего обещания.
Свободное копирование
