Результатов я не получил, не знаю, что скажет регент идти домой или меня примут. О. Нифонт спросил регента и я был принят. Но где жить? В монастырском братском корпусе была одна узкая — в 2,5 метра шириной комната, в ней было по три кровати по ту и другую сторону стены, одно большое окно. В ней помещалось 12 человек, спали по 2 на одной кровати. Жили в ней три опальных священника, посланные на зпитимию за поведение, два псаломщика, исключенные из духовной семинарии, семинаристы, и еще такие, как я, сироты, но только духовного сословия. Вот в эту квартиру и поместил меня о. Нифонт. Священника срок эпитимии кончался, и одна кровать предполагалась быть свободной. Все находящиеся в этом помещении выполняли работы по бытовым требованиям монастыря, состав которого был: 4 иеромонаха, 2 дьякона, 2 пономаря, пекарь, повар, два звонаря. Всех иеромонахов нужно обеспечить водой и другими услугами. Из всех здесь находящихся пел в хоре, кроме меня, один молодой парень из области Коми.
Служба ежедневная, в будни на клиросе пел один человек, остальные выполняли ежедневные по хозяйству работы. Я захватил из дома алмаз, и как он пригодился. Битых стекол уйма — в коридорах, в кельях, в бане и в церкви, и все это мое дело — вставить и замазать. За чистотой храма следил иеродиакон, он давал всем работу: обтирать павлиновой щеткой пыль с иконостаса, с паникадил и люстр, со стекол на иконах и киотах — следы, остающиеся при целовании. В восьми верстах от монастыря был монастырский земельный участок, и мы ходили жать, копать картофель и молотить.
Трапеза была для всех одинакова: 1-е — рыба с квасом, второе — пюре картофельное и в мясоед — молоко. Питание скудное, но небольшую долю получали из церковной кружки. Хор брал со ставленников в священники по 25 рублей, не знаю, куда поступали эти деньги, но за пение кирии элейсон и аксиос певчим слишком велика плата, если все спустить в кружку. От просфор в поминовение — 5 копеек. От этого много не наберется. Делили кружечные деньги между иеромонахами, а нам доставалось около 3 рублей в месяц.