У мамы было очень много работы: прясть, пряжу белить на снегу, ткать холст, и Федосья к этой работе приучилась. Отец ездил за сеном, за дровами, но наш добрый Рыжко стал старый, стал спотыкаться и обессилел. Поехали отец и дедушка на Крещенскую ярмарку в Красноборск и променяли Рыжка на вороного коня. Поставили в конюшню, пришел дедушка утром к коню, а он лежит ногами под яслями и весь укатался в навозе. Дедушка каждое утро чистил коня, но повторялось одно и тоже. Для работы конь не плохой. И решил дедушка и отец, что коня мучит «домовой», «дедушка». Этот «дедушка» в каждом доме жив<ет> и одних коней любит, а других мучит. Решили и этого вороного променять. Поехал отец в Красноборск на Алексеевскую ярмарку (17 марта ст. ст.). Не знаем подробности мены конями, а нам сосед привел не на узде, а на веревке коня на трех ногах, а через сутки привезли мертвецки пьяного отца без саней, дуги и хомута. Трое мужиков втащили отца в избу пьяного до бесчувствия.
Я уже чувствовал тяжесть положения, хотя был 4—5 лет, утрату коня, саней, сбруи, слезы мамы и угрозы дедушки. Ранним утром отец ушел в кабак (кабак был в деревне через полверсты), а дед взял увесистую рябиновую палку и так отколотил в кабаке отца, что проспавшись отец показал на теле все синяки. С этого времени я стал уже понимать, что все мы не живем, а мучимся.
