Наступил 1944 год. Я изо всех сил старался вести по возможности нормальный образ жизни. С девяти до одиннадцати учил английский, потом до часа читал, потом варил себе обед, а между тремя и семью часами снова читал и занимался английским.
Тем временем немцы терпели одно поражение за другим. Ни о каких контрнаступлениях уже не было речи. На всех фронтах они отступали «на заранее подготовленные позиции», объясняя в печати, что покидают не представляющие интереса территории, выгодно сокращая линию фронта.
Но, одновременно с военными неудачами, немцы усиливали террор на оккупированных территориях. Публичные казни, которые они начали проводить в Варшаве осенью прошлого года, стали теперь чуть ли не ежедневными. С присущей им педантичностью немцы не пожалели времени, чтобы уже тщательно «очищенное» от людей гетто вообще стереть с лица земли. Они рушили дом за домом, улицу за улицей и по железной дороге вывозили обломки за город. Сопротивление евреев уязвило их самодовольство, и эти «хозяева мира» решили не оставить там камня на камне.
Монотонность моей жизни в начале года была нарушена событием, которое я, наверное, меньше всего мог ожидать. Однажды днем кто-то стал подбираться к моей двери, медленно, тихо, с усилием и перерывами. Сперва я не мог сообразить, кто это мог быть. Только после длительных раздумий догадался, — наверное, вор! Возникла проблема: с точки зрения закона мы оба были преступниками, я — в силу биологического факта принадлежности к евреям, он же — как вор. Должен ли я угрожать ему, что позову полицию, когда он войдет? Или, скорее, он мне будет угрожать? А может, мы оба поведем друг друга в участок? Или двум престуникам следует заключить пакт о ненападении? Но взлом не состоялся, — вора спугнул кто-то из жильцов.
Свободное копирование
