Летом 1942 года Аня опять поехала на экзаменационную сессию. Занятия ещё велись, но уже как-то нерегулярно, везде царила паника, так как немцы уже заняли Ростов и рвались на Кавказ.
Наш комментарий. Интересно, что во время войны учебные заведения (и школы в том числе) не закрывались; занятия, хоть и не всегда, всё-таки велись. Занятия прекратились лишь с приходом оккупантов, и сразу же после освобождения оккупированных территорий возобновились.
Анна Гавриловна рассказывает: «После сессии я приехала в станицу к отцу, но вернуться в село на работу уже не смогла, так как немцы уже вошли в город Моздок, а это почти рядом, в 35 км от моего села. Вскоре немцы заняли город Прохладный, а затем по левому берегу Терека все населённые пункты по железной дороге, станцию Муртазово.
Начиная с августа 42 года, нашу станицу немцы постоянно начали обстреливать со стороны станицы Котляревской и станции Муртазово, уже занятой немцами. Станица была заполнена войсками; по нашей улице, по огородам проходила передовая. Держали оборону зенитчики, автоматчики, связисты. Во дворе возле хаты у нас стояли зенитки, на огороде тоже. В огороде у нас был небольшой блиндаж, и мы всей семьёй, кроме парализованного отца, прятались в нём, когда начинались обстрелы.»
Аню, как и многих других юношей и девушек мобилизовали на рытьё противотанковых рвов, которые рыли километрах в десяти от станицы вокруг села Аргудан (кабардинское село). Рвы, глубиной и шириной около 5 метров рыли от зари и до зари с перерывами на обед, причём обед привозили к месту работы. Рыли рвы только с помощью кирки и лопаты, землю подавали наверх в вёдрах, к которым привязывалась верёвка. Жили все в школе (не менее ста человек), спали прямо на полу и даже без матрацев, постелив кто что успел прихватить из дому.
Обстрелы станицы немцы вели дважды в день: часов с девяти до десяти утром и часов с пяти до восьми вечером. В это время Аня впервые увидела ужасы войны.
Рассказ Анны Гавриловны: «Застрелили нашу собаку Пирата. Пират был красивой собакой чёрного окраса. Был он совершенно безвреден, на цепи не сидел, ни на кого днём не лаял, и, естественно, бегал свободно. Однажды возле двора раздался выстрел и тут же дикий вой собаки. Выскочив из хаты, я увидела истекающего кровью Пирата. Оказывается, какой-то незнакомый лейтенант выстрелил в него, объясняя это тем, что такая чёрная собака носит донесения за Терек немцам. Пират, конечно, никакого отношения к этому не имел, тем не менее, стал жертвой войны. Мы его перевязали, унесли под навес сарая, но спустя несколько часов он умер.
На моих глазах погиб раненый во время обстрела солдат, один из тех, кто держал оборону у нас на огороде. Его положили на носилки под тутовником, который рос у порога нашей хаты. Он ещё был жив, и слабеющим голосом просил лейтенанта, чтобы тот написал его родным, что он умер не как трус, а на передовой. Через несколько минут он скончался. Это меня потрясло настолько, что я несколько дней не могла избавиться от этого видения.
Недалеко от дома был убит и знакомый лейтенант – казах, оказавшийся земляком отца, что также не могло не потрясти всех нас.
Через два двора от нашего располагалась солдатская кухня. Военные часто просили девчат помогать чистить картошку для кухни. Однажды (в тот день чистила картошку и я), когда обед уже был готов и его должны были везти на передовую на впряжённых в телегу лошадях, начался обстрел. Снаряд попал в котёл, убило двух лошадей, но, к счастью, никто из людей не пострадал.»
Наш комментарий. Мы часто слышим рассказы о том, как умирали наши солдаты в бою, но этот рассказ о первых жертвах войны рядом с обычными мирными людьми произвёл на нас особое впечатление.
Свободное копирование
