Особый район Китая - 256

27 марта

О чжэнфыне.

Не могу отказать себе в удовольствии выписать ленинское замечание: «Марксизм завоевал себе свое всемирно-историческое значение как идеологии революционного пролетариата тем, что марксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетием развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении, одухотворяемая практическим опытом диктатуры пролетариата, как последней борьбы его против всякой эксплуатации, может быть признана развитием действительно пролетарской культуры».

С вопроса о соотношении культур Мао Цзэ-дун начал кампанию по «упорядочению трех стилей работы».

В чжэнфынных нападках особенно досталось интеллигенции. Ее очищали «духовно» с особенным рвением. Большинству, даже по-настоящему одаренным людям, вменяли в обязанность учиться у малограмотных агитаторов. Всячески рекомендовались меры по физическому перевоспитанию для выработки правильного классового самосознания. Такая обработка отчасти является следствием пренебрежительного отношения к научным знаниям и образованию вообще. Ценность интеллигенции провозглашалась лишь на словах. В действительности ее поразила жесточайшая «духовная чистка». В качестве воспитательных мер навязывалась физическая работа, часто никчемная и оскорбительная (вроде обязательного вязания носков). И без того малочисленные кадры партийной интеллигенции были низведены на роль технических исполнителей (писарей, курьеров, подсобных рабочих, вестовых и т. д.).

На этот счет очень кстати записи из моих философских тетрадей — слова Герцена о Николае I (об отношении государственного аппарата насилия к представителям передовой русской интеллигенции). В данном случае они вполне уместны и к чжэнфынной действительности:

«Со времени Возрождения талант становится до некоторой степени охраной: ни Спинозу, ни Лессинга не сажали в темную комнату, не ставили в угол; таких людей иногда преследуют и убивают, но не унижают мелочами; их посылают на эшафот, но не в рабочий дом».

Увы, в Яньани талант не является охраной! Интеллигенцию, добровольно примкнувшую к революции и часто имеющую солидный партийный стаж, заставляют зубрить с утра до ночи одни и те же тезисы. Их знания здесь ничего не значат.

Мао Цзэ-дун вырубает лес из тысячелетних деревьев величайшей национальной культуры мира. Его назидание о пролетарской культуре — извращение марксистских принципов. Здесь культура отнюдь не богатеет от революционного пафоса. Уже долгих десять лет в Яньани процветает любимая Мао Цзэ-дуном старинная опера, но не написаны ни один стоящий роман, сборник рассказов или песен, вроде наших знаменитых песен времен гражданской войны.

О культуре высокой, многообразной, нравственно чистой в Яньани даже не говорят: не поймут и не примут всерьез. Хотя именно Мао Цзэ-дун начал чжэнфын с «анализа пролетарского искусства».

В председателе ЦК КПК отчетливо проглядывает враждебность живой мысли. Это уже предполагает культурный застой. Слова о ценности интеллигенции для революции — только слова. В действительности она заменяется полуграмотными начетчиками. Условия суровой революционной, а потом и антияпонской борьбы не могут оправдать подобной политики. В напряженные годы революция В. И. Ленин специальным декретом обеспечил материальную поддержку деятелей науки и культуры. В. И. Ленин находил время принимать в те годы таких людей, как Катаяма (вождь японского пролетариата, член Коминтерна), Майнор (крупный профсоюзный деятель США), Клара Цеткин (виднейшая представительница женского и рабочего движения, литератор, друг Ф. Энгельса), Губкин (нефтяник), Карпинский (геолог), Жолтовский (архитектор с мировым именем), Стеклов (известный математик), литераторы Г. Уэллс, Д. Рид, Р. Вильямс, М. Горький, Д. Бедный, Серафимович, которому Владимир Ильич впоследствии написал письмо с соболезнованиями по поводу гибели его сына на фронте гражданской войны, и многие другие.

Чжэнфынная практика прикрывается произвольно надерганными извлечениями из работ марксистских классиков. В результате возведен в абсолют тезис о классовой нестойкости интеллигенции, чего, впрочем, никто не отрицает. Однако остальное, а именно: признание интеллигенции единственным носителем культуры, необходимость ее привлечения для использования знаний в интересах революции и в интересах строительства новой пролетарской культуры — предается забвению.

Под образованием понимается зазубривание, отказ от творческой самостоятельности, недопустимость такой самостоятельности.

Необоснованно оскорбительное отношение к интеллигенции порождает трудности в управлении хозяйством и экономикой, а также ослабляет борьбу с буржуазной идеологией, Чжэнфынная политика — уже норма партийной жизни и наносит вред партии. И этот вред все ощутимее способствует вульгаризации марксизма.

Высокообразованная партийная интеллигенция несет ответственность за подготовку кадров. С годами в результате чжэнфына эта часть интеллигенции отчасти вытеснилась, отчасти сама превратилась в начетчиков.

Даже ученые секретари председателя ЦК КПК имеют образование, явно не соответствующее их задачам и назначению.

Таким образом, пренебрежение к культурному наследию мирового прошлого, ко всей сумме философских знаний приводит к скудости знаний, пренебрежению и примитивности учебного процесса (занятия в так называемых высших учебных заведениях Яньани проводятся от силы 5–6 часов в неделю).

Партийное начетничество становится свидетельством политической зрелости и благонадежности. «Марксизм реальности» рядится в одежды всезнайства, догматизма, презрения к подлинным знаниям и культуре.

Постепенно под культурой начинают понимать небольшое количество обязательных к чтению исторических романов, самодеятельных пьес политического содержания, несложных стихов, опять-таки примитивно перепевающих политические лозунги, и уж, конечно, набор работ и очерков, включенных в список «22 документов». Здесь все в той или иной мере овладели культурным багажом чжэнфына и всерьез считают, что это вершина культуры вообще. И самое печальное — искренне убеждены в этом! По их мнению, все остальное не заслуживает уважения и есть не что иное, как контрреволюционная отрава или следствие «догматизма». И в этом вся творческая бесплодность «марксизма реальности».

Здесь за десять лет не создано ничего достойного великих идей борьбы за освобождение народа. Здесь никто не хочет понимать роли искусства в мобилизации трудовых масс. Наши окна «РОСТа», поэмы Блока, стихи Демьяна Бедного, которые распевала вся революционная Россия, театральные постановки выдающихся режиссеров и т. д.  сыграли свою роль в утверждении идей Октябрьской революции.

Даже в годы гражданской войны, интервенции и разрухи большевистская партия заботилась об искусстве.

Чжэнфын привил упрощенческий и вульгаризаторский взгляд на марксизм — и это самое опасное! Лозунги интернационализма стали лозунгами, лишенными конкретного содержания, утратив свою органичную общность с теорией.

Любопытно и знаменательно, что первый удар был нанесен по партийной интеллигенции!

Выступлениями о пролетарской культуре председатель ЦК КПК провозгласил чжэнфын (выступления Мао в 1942 году). Отныне искусство посажено на цепь чжэнфынных идей. Все вне идей чжэнфына («марксизма реальности» Мао Цзэ-дуна) подлежит «духовной чистке». Это стало нормой политической жизни.