Было часа четыре утра, когда меня разбудил сын.
— Звонил Толя: срочно приезжай. Вовка умер!
Володя лежал на кровати. Спокойный, словно прилег отдохнуть. На стуле — растерянная, заплаканная Ксюша. Один за другим в дверях стали появляться люди.
— Вроде нормально уснули, — говорит Толик. — А когда проснулся, взял руку — пульса нет, тело холодное.
Приехали Нина Максимовна, Семен Владимирович…
В тот день мне пришлось отвечать на сотни телефонных звонков. Запомнился звонок космонавта Гречко: «Могу ли я чем-нибудь помочь?… Все же запишите мой телефон». Володя умер во сне. Накануне написал Марине:
Мне меньше полувека — сорок с лишним,
Я жив, тобой и Господом храним.
Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Как комья земли, били цветы в стекла катафалка. Они летели со всех сторон. Их бросали тысячи рук. Машина не могла тронуться с места. Не только из-за тесноты и давки на площади. Водитель не видел дороги. Цветы закрыли лобовое стекло. Внутри стало темно. Сидя рядом с гробом Володи, я ощущал себя заживо погребаемым вместе с ним. Глухие удары по стеклам и крыше катафалка нескончаемы. Людская стена не пускает траурный кортеж. Воющие сиренами милицейские машины не могут проложить ему путь.
Площадь и все прилегающие к ней улицы и переулки залиты человеческим морем. Люди стоят на крышах домов, даже на крыше станции метро. Потом меня не оставляла посторонняя мысль: «Как они туда попали?» И до сих пор как-то странно видеть Таганскую площадь иной, буднично-суетливой. В тот июльский день казалось, мы навсегда на ней останемся.
Крики тысяч людей, пронзительный вой сирены — все слилось. И цветы все летят. Вокруг вижу испуганные лица. Всеобщая растерянность. Подобного никто не ожидал. Рука Марины судорожно сжимает мой локоть: «Я видела, как хоронили принцев, королей… По такого представить не могла».
А я вспоминал веселое Володино «народу было много!» Этими словами, возвращаясь после выступлений, он шутливо опережал мой привычный вопрос:
— Ну что, много было народу?
— Этт-я… Народу было много! Прошло два года после смерти Володи. Марина хотела поставить на его могиле дикий, необыкновенный камень. «Пусть он будет некрасивый, но он должен передавать образ Володи». Попросила меня найти такой. Я нашел. То была редкая разновидность троктолита, возраст — 150 миллионов лет, вытолкнут из горячих глубин земли и — что редко бывает — не раздавленный, не покрытый окисью. Поражала невероятная целостность камня: при ударе молотком он звенел, как колокол. Но на могиле Володи стоит другой памятник.