Что уж там было и что ему говорил губернатор - я не знаю, но я в самом деле занемогла очень, и женщина моя, испугавшись, послала тотчас за лекарем, который ту минуту пустил кровь мне, и я ничего не помнила, что со мной было. Лекарь поехал от меня к губернатору и сказал им, что я очень больна и жизнь моя была в опасности, ежели бы он не пустил мне крови, то были бы следствия очень дурные. Муж мой испугался, прибежал домой и нашел меня в великой слабости, и смертная бледность на лице. За ним вслед и благодетели мои оба пришли, сели возле меня. Отец мой взял руку мою и нашел, что пульс очень скор и внутренний жар велик, посмотрел на мужа моего и сказал:
- Что теперь вы думаете? Она может и умереть, и кто будет ее убийца? Он зарыдал и сказал:
- Я без нее сам жить не могу! Она - ангел кротости и терпения! - Упал на колени перед кроватью: - Живи для того, чтоб простить меня во всех моих несправедливостях против тебя!
Я сказала, что я прощаю его и никогда не помню его досад.
- Одно твое доброе поведение может навсегда истребить из памяти моей все те горести, которые ты мне причинял!
Он сказал:
- Я тебе обещаю при благодетеле твоем, что буду другом твоим и никогда не оскорблю тебя с намерением!
Благодетели мои оба плакали и, обнявши его, сказали:
- Исполни свое обещание и будь добрым мужем; услади ее жизнь скорбную и дай ей чувствовать то добро, которого ты лишил ее!
И так как я была очень слаба, то они не хотели много при мне говорить, а ушли с ним в другую комнату, а я, оставшись, благодарила Господа моего за болезнь посланную, чрез которую я примирилась с мужем моим и увидела, что он меня еще любит.
Но сия моя радость недолго продолжалась... С месяц я жила счастливо и спокойно, но опять муж мой начал жить по-прежнему, и занятия с девками составляли все его удовольствие, а я опять начала страдать, но ничего не говорила ему. Прибежище мое было одно - к Создателю моему, чтоб Он дал мне крепость и силы. В один день он опять возобновил свои предложения, чтоб я выбрала непременно себе любовника: "Я этого хочу".
Я ему отвечала:
- Где твои клятвы и обещания, которые ты давал, - сделать меня спокойной и счастливой? И что ты мне говоришь о том, на что я никогда не решусь и не сделаю? Я тебе уже сказала и прежде, и ныне подтверждаю: не допущу себя никогда до того, чтоб совесть моя меня укоряла, и не сделаю стыда тем, которые меня воспишвали и давали мне наставления, чтоб я была добродетельна, - чрез что я буду приятна Создателю моему и любезна людям. Более помню наставления последнего моего благодетеля и отца - Михаила Матвеевича! - И горько заплакала, сказавши: - Отец мой Чувствует ли твое сердце, что дочь твоя погибает? Ты обещал молиться обо мне, - да услышит Господь твою молитву о несчастной твоей сироте! - а более ничего не могла говорить...
Он чрезвычайно рассердился и сказал:
- Я дойду до моих намерений и укрочу твое жестокое и упрямое сердце! С сих пор ты увидишь, что с тобой будет!
- Я на все готова: мне нельзя ожидать от тебя лучшего, но Бог мой защитит меня от всякого зла, тобою мне приготовляемого!
Он затопал ногами и сказал:
- Молчи и не говори ни слова!
Я замолчала, и сердце мое окаменело так, что слезы остановились, и я как деревянная сидела, и никаких чувств не было. Он уехал со двора, а я насилу могла опомниться: что я и где я, и что со мной будет? Слезы облегчили мое страдание. Я пошла к обедне и с великим усердием молилась Спасителю моему, ежели возможно, чтоб Он отвратил от меня то зло, которым меня угрожает муж мой." Но ежели угодно тебе, Боже мой, попустить сему злу, то подкрепи меня силою Твоею и буди моим хранителем!" И после сего пришла домой очень спокойна. Перед обедом он прислал сказать, что дома не обедает. Итак, я отобедала и села за работу. Пришел вечер, я напилась чаю; со двора не поехала для того, что сильный был мороз. И у меня тот день никого не было, что очень редко случалось. В ожидании мужа моего села я почитать Арнта, но вдруг сердце мое забилось, как бы испугалось чего, и страх столько овладел всеми моими чувствами, что я начала дрожать и дух мой стал заниматься, так что я водой отпивалась и наверно знала, что будет со мной что-нибудь очень неприятное. Наконец я начала со слезами молиться Спасителю моему, чтоб Он не оставил меня и послал помощь свою.
В первом часу приехал муж мой пьян и чрезвычайно сердит, разделся и лег; я уже была в постеле. Первое - начал меня бранить и называть непокорною женою и не любящею мужа своего и что он несчастлив мной очень. Я молчала. Наконец он сказал: "Что ты молчишь?" - вскочил, согнал меня с постели, положил с собой, а мне не велел выходить из спальны, но я вышла. Он, увидя, что меня нет, встал, ругал, сколько ему было угодно, и вытолкнул меня на крыльцо в одной юбке и без чулок, и сени запер. Сколько от горести, а более от морозу дух у меня занимало. Вдруг вижу - идет кто-то к крыльцу на стон мой, и я узнала, что это Феклист, но я уж говорить не могла. Он взял меня на руки и снес в баню, которая накануне была топлена, надел на меня свою шубу, затопил печь, согрел воды с шалфеем и напоил меня, и горько плакал: "Ты, мать наша, всех нас несчастнее! Нам доставляешь покой, а сама не имеешь!"
Я сказала: "Помолись, мой друг, обо мне, чтоб Господь помиловал меня!" И у меня сделалась сильная лихорадка: слез не было и тягость в груди была несносная. В пятом часу прибежала девка, хватясь меня, где я; ранее не могла выйти: муж мой не спал и не выпускал из комнаты, и прибил ее. Она бросилась ко мне, зарыдала и закрычала: "Жива ли она?" Упросила меня надеть капот теплый, обула меня, и, взяв меня добрый Феклист на руки, принес в комнаты, в антресоли, и опасались, чтоб не услышал муж мой. Тут я легла на канапе, и девка меня напоила чаем, который я насилу глотала, и, кроме сих двух людей, никто не знал моего изгнания, и я им запретила говорить.
Свободное копирование
