Шел 1950 год, Сталин был еще жив, со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Шел, или только что прошел «процесс врачей» («убийц в белых халатах»), в стране царил дикий антисемитизм на государственном уровне. В каких-то областях жизни я хорошо разбирался, но в политике был ни бум-бум. В газетах я читал только спортивный раздел, по радио слушал только «радиоспектакли». Дома у нас о политике не говорили. О том, что существует «голос Америки» – не знал. Его я начал слушать потом в Переславле-Залеском, когда год жил там у брата.
В пятидесятом году в целый ряд институтов евреям путь был заказан, но я об этом ничего не знал. Мои мысли расходились тогда по трем путям: или поступать в Институт физкультуры, или в юридический, или в геолого-разведочный. В Институт физкультуры я бы поступил легко, поскольку у меня имелись спортивные разряды по трем игровым видам спорта: по футболу, хоккею и баскетболу. В юридический тоже можно было поступить, он не был престижным и не находился в черном списке по национальному вопросу.
Однако, окончательный выбор пал на геофизический факультет геолого-разведочного института. Почему именно этот факультет? Потому что физику я понимал и любил. Почему именно этот институт? Потому что образ его был связан с романтикой поиска, хождения с рюкзаком по горам и долам. Откуда мне было знать, что геофизический факультет был особенным факультетом, и особенность эта заключалась в его суперзакрытости, поскольку работы, в нем ведущиеся, были связаны с самыми современными методами поиска и обнаружения урана. Конечно, это была высшая степень секретности. А я, наивный, поперся поступать в МГРИ, который находился напротив Манежа, рядом со старым зданием американского посольства на Моховой.
Очень симпатичный дядечка в приемной комиссии, принимая у меня документы, посоветовал мне не подавать их на этот факультет. Он сказал, что, как ему кажется, этот факультет не подойдет мне, и очень выразительно посмотрел на меня, надеясь, что я пойму, о чем он. Но я ничего не понял, а не принять у абитуриента документы он не имел права, даже если этот абитуриент был представителем пятой колонны. Я стал сдавать экзамены и получил четверки по физике и математике. Факультет был очень секретным, а конкурса на него (может как раз поэтому) практически не было. Мне достаточно было получить тройку за сочинение, и тогда я должен был бы пройти по конкурсу. После двух хорошо сданных экзаменов меня еще раз вызвали в приемную комиссию и предложили переложить документы на другой факультет, чисто геологический, сказав, что на выбранном мной факультете очень жесткие требования к сочинению. Я опять не понял предупреждения и получил за сочинение двойку. Мне его не показали, да я и не знал, что можно было этого потребовать. В то время такое поведение не было принято.