Когда брат Илья закончил экономический факультет ВГИКа (Всесоюзный государственный институт кинематографа), я еще учился в последних классах школы. Меня его сокурсники хорошо знали как хорошего футболиста, баскетболиста и бегуна на любые дистанции, поскольку я выступал на соревнованиях за сборные команды ВГИКа, будто бы тоже был их студентом. Это была «липа», принятая в спорте.
Один из друзей брата, Марк Шадур, став после окончания директором каких-то кинокартин, приглашал меня подработать в качестве разнорабочего, т.е. носильщика всяческой тяжелой осветительной техники. Эти осветители были тяжеленные, а я хоть и был выносливым и ловким, но такие тяжелые предметы были мне не и по силам, и не по весу. Но я старался не подавать виду. Операторы почему-то называли эти длиннющие и тяжеленные осветители словом «Бэби», хотя по весу они были совсем не Бэби. Иногда, когда я неудачно поднимал их, они опрокидывались, а я оказывался под ними. Потом брат Илья объяснил мне, что Марк Шадур платил мне гроши по сравнению с теми суммами, которые стояли в платежных ведомостях, в которых он давал мне расписываться. А разницу он, вероятно (или точно), забирал себе. Еще тогда, много лет назад формировалась система приписок, двойных ведомостей, белой, серой и черной зарплаты, которые махровым цветом расцвели сейчас.
Мой последний приработок в школьные годы связан с коньками. Почему последний? Потому, что, начиная, со студенческих лет я зарабатывал только абсолютно легально и чаще всего за счет своей профессии. Без хвастовства скажу, что я очень хорошо катался на коньках, прилично играл в русский хоккей с мячом, и на многих катках Москвы был известен, как классный катальщик. И сейчас еще мне снится во сне, как я катаюсь на коньках. В то время в спортивную моду вошел канадский хоккей с шайбой. Но для игры в него нужны были специальные коньки «Канады», которые наша социалистическая промышленность не выпускала. Мы все катались на «Гагах». Они хоть и были похожи на «Канады», «только все же не «Канады». Другая геометрия лезвия не позволяла делать такие крутые виражи, как на «Канадах». Но, как говорится, «голь на выдумки хитра». Мы изменяли профиль, геометрию лезвия «гаг», делали их более закругленными, более крутыми. Это называлось «поканадить» «гаги». И все же, хотелось настоящего. Настоящие канадские коньки завозились к нам только для сборной СССР по хоккею.
Центральный склад сборной СССР по различным видам спорта находился недалеко от Чистых Прудов в Кривоколенном переулке. Однажды, подумав, как мне раздобыть настоящие «Канады», я нашел этот склад, пришел в отделение Зимних видов спорта и спросил у кладовщика, за сколько он продаст мне настоящие «Канады», фирмы ССМ, как сейчас помню. Он назвал очень приличную сумму, которой у меня в наличности, конечно, не было. Я спросил, скинет ли он цену, если я куплю 10 пар коньков. Он сбросил 20%, видимо, у него был большой резерв. Я сказал, что через несколько дней приду к нему за партией. Эти несколько дней я искал клиентов, покупателей «Канад», обещая им продать коньки по первоначальной цене, которую жулик-кладовщик просил с меня за одну пару. Прежде всего, в качестве покупателей я нашел ребят из обеспеченных семей. Например, один из них был то ли сын, то ли пасынок знаменитого дирижера Кирилла Кондрашина. Дети богатых родителей быстро выклянчили денежки у родителей. Когда я собрал деньги на партию коньков, у меня оказалась сумма на одну лишнюю пару «Канад» для себя. Так я стал одним из немногих обладателей настоящих «Канад», на которых каталась сборная СССР по хоккею.
Сбылась моя мечта, сработало то, что было между ушами. Но развивать дальше этот спекулятивный бизнес я не стал. Цель моя была достигнута, а сам по себе спекулятивный заработок никогда меня не интересовал. Я предпочитаю, если и продавать, то произведенную по своей технологии продукцию, или помочь организовать технологию, чтобы производить качественную продукцию. Это интереснее, чем в одном месте купить дешевле, а в другом продать дороже. Для этого много ума не надо. Тут нет добавленной стоимости продукции, вклада технологии в широком смысле.