Среди филателистов были и немолодые люди, которые для обмена или для продажи приглашали ходячих марочников к себе домой. Я наводил справки, узнавал телефоны и вежливым, вкрадчивым голосом напрашивался в дом к престарелым дамам и кавалерам. Далее события развивались следующим макаром. Я выбирал из нашей кампании одного мальчика наиболее интеллигентного вида (у меня тоже был вид не бандитский), и вдвоем с ним мы шли на дело. Квартиры этих марочников были хорошо обставленными, в отличие от нас, жили они не в общих, а в отдельных квартирах. В одном кармане у меня лежало лезвие безопасной бритвы, а в другом понтовая денежка. Мы начинали рассматривать большой альбом с марками. Про марки я знал почти все. Минут двадцать-тридцать мы вели профессиональную беседу, после чего мой товарищ извинялся и просил его проводить в туалет совершить пи-пи. Пока хозяин, или хозяйка дома отводили интеллигентного, страдающего недержанием мальчика, в сортир, я орудовал бритвой. Вырезал несколько листов из альбома и запихивал их себе за пазуху. Когда продавец возвращался, я, как ни в чем ни бывало, покупал у него пару марок на понтовые деньги и мы уходили. Мы были нехорошие мальчики из хороших семей. Мы были сильно голодные. Это конечно, не оправдание, особенно с моей сегодняшней позиции, с позиции 74-летнего профессора, отца многочисленных детей и еще более многочисленных внуков. Мне и сейчас стыдно за себя и жалко моих жертв. А тогда у меня не было никаких угрызений, никаких комплексов. Происходило естественное перераспределение национальных богатств. Папа был честный, мама неумеха, брат благородный, но не активный, а я просто голодный. Мой молодой растущий организм заставлял меня двигать мозгами и ногами. Ведь наше богатство всегда располагается или между ушами - мозги, или между ногами - причинное место.