Тишина

На улице Ленина машина остановилась, развернулась у автоматических ворот и въехала во внутренний двор управления НКВД. Вылезая, я едва успел увидеть краешек неба. Меня втиснули в дверь, повели под конвоем вглубь тесного коридора. Мы прошли несколько поворотов и меня ввели в пустую камеру. Позже я узнал, что камера эта называлась изолятор временного содержания. Из мебели были только три деревянных, соединенных в ячейку кресел, какие бывают в театрах или в клубах. Дверь за мною захлопнулась, я услышал последние звуки запираемого замка.

Оставшись один, я огляделся. Вверху камеры светилось небольшое окошко с решеткой. Стоял полумрак и жуткая тишина. Казалось, что меня замуровали в склепе. Этой мысли способствовало отношение ко мне – привезли, втолкнули, ничего не сказали, оставили одного. Надолго ли это? Чего мне ждать? Ватная тишина давила и угнетала. Точно весь мир вымер.

За 8 лет жизни в Свердловске я тысячи раз проходил мимо здания, внутри которого сейчас находился. Областное управление НКВД находилось оно на улице Ленина, рядом с улицей Вайнера, у гастронома, рядом располагался театр драмы, а наискосок – пассаж. Тут ходит трамвай, он гремит на повороте, его шум и звонки слышны далеко вокруг. Рядом – центральная площадь, шумная и людная с массой гудящих автомобилей. Откуда же эта тишина? Тишина действительно была особая, такой я не слышал никогда. В этой непроницаемой тишине провел я весь световой день. Похоже, что обо мне действительно забыли.

Открыли камеру и пришли за мной, когда наступили сумерки. Конвойный велел мне выходить, и я пошел к выходу впереди него. Опять пришлось петлять в лабиринте коридоров. У выхода конвоиру передали мои документы. Дверь отворилась. Меня снова посадили в черный ворон и повезли в тюрьму, которая была расположена на просторном пустыре слева за улицей Ленина.

Тюрьма была огромная многоэтажная, внешне похожая на благородные соседние здания суда и прокуратуры. Сбоку от этих зданий терялось в кустах кладбище. Обширная площадка напротив этих дворцов правосудия много лет пустовала, летом она зарастала сорняками и чертополохом, принимая унылый вид.

 Ехали молча. Конвой не обращал на меня никакого внимания. Короткие фразы, которыми конвойные перебрасывались с шофером и гудки машин взбодрили меня после мертвой тишины, в которой я провел весь день. Я почувствовал облегчение. В темноте вели меня по улицам Свердловска, потом мы остановились перед массивными воротами тюрьмы, пропустившими меня внутрь. Конвой передал меня и документы дежурному и удалился.