30.03.08 Автограф с Ольгой Кортусовой (Питосиной). Она взяла себе новое имя – девичью фамилию. Книжка «Колыбель для эпохи» (почему-то называется. Там эпохи и рядом нет – сплошная лирика). Книжка очень, на мой взгляд, удачная, это все признали.
Оля рассказала, как долго она отлёживалась, что её «благословил» ещё Казанцев. После его смерти, книга зависла, издательство, куда она отнесла макет, претерпело смену руководства, макет затерялся, пришлось восстанавливать по новой… Вышла она как раз 21 марта, в День поэзии.
Рассказала, как первый раз пришла в общество А.Казанцева и как её Казанцев разнёс в пух и прах, но спустя какое-то время сам сказал: «Издавай книгу». Спонсировала какая-то фирма под видом отчета о какой-то там работе. 300 экз., обошлось около 20 тысяч. Издательство «Ветер».
Рассказала, как от безрифмованных строчек перешла к рифмованным и поняла, что только сейчас и начала по-настоящему писать стихи. Были воспоминания об отце, профессоре Кортусове, о Киреевске. Много говорила Наташа В-нова, Галина Ивановна (она знакома с Олиной семьёй, очень уважительно о ней отзывалась).
Вот стихи Ольги Кортусовой.
По белому снегу, ног алых не чуя,
как будто по небу, гуляет пичуга.
Цветы декораций внезапная смена
застала врасплох. И в снегу по колено
стоят георгины кроваво-багровы.
А церкви сегодня звонят о Покрове.
Прозрачная ткань паутинно-непрочна,
струится на землю, бела непорочно.
Вдруг жизни привычная сломана схема.
Внезапные чувства пронзительно — немы.
Я, снег ощущая как светлое чудо,
иду, под собой ног счастливых не чуя.
Ольга Геннадьевна в основном критически спрашивала про недочёты и неточные или банальные выражения, про красивости, иногда неуместные. Оля отбивалась, мол, я хочу быть понятой всеми, а не избранными.
Была Наташа Ч. Посидела с полчаса и заплакала: «Как это всё от меня далеко!» У неё сын должен ежемесячно пропивать курс таблеток, а финансирование прекратилось, и он пропил один из трёх. Опухоль прогрессирует. Она ушла было, мы с Г.И. следом, постояли на лестнице, вернули. Но она всё равно ушла: «Я – никакой слушатель». Похоже, хотела, чтобы я тоже с нею ушла. Но я осталась. Понимаю же, зачем она меня звала: убедить пойти за неё в горздравотдел, добиваться возобновления финансирования. Будто у меня какие-то связи или рычаги… Здесь (убедить, усовестить) нужна страсть матери – она же защищает своё дитё.
Ох, Наташа!.. В какой момент жизни она пришла к убеждению: «От меня ничего не зависит, так звёзды выстроились»? Что для облегчения её жизни может сделать такой же по возможностям человек, как она сама? Каждый несёт свой крест. Можно подставить плечо другому, если силы на других достаёт, но основная ноша – на человеке. Пока терпящий ходит – никакой посторонний не станет на себя эту ношу перекладывать – у всех свои вериги.
Стояли на крыльце после Автографа – Г.И., О.Г. и я, делились: что можно сделать за человека, который сам не может ничего. Как сказала Г.И.: «Такой человек - найти 1000 р., поднять их и жить до следующей находки». Она же рассказала, что Наташа, было, нашла работу, грязную, но работу – убирать сдаваемые по часам квартиры. Я знаю, мне Наташа тоже рассказывала про это, мол, чего там только от «гостей» ни остаётся, и еда в том числе. Но, сказала Г.И., как только её прикрепили к какой-то благотворительной акции (раздавали бесплатно какую-то пищу), Наташа тут же ту работу бросила, удовольствовавшись бесплатной подачкой. Г.И.: «Надо, чтобы власти взяли таких людей под защиту, нам это не под силу». Наташа ходила в церковь (по моему настоянию, когда у Бориса было очень плохо), но отозвалась так: «Не могу, мне там тяжко».
Помочь этому человеку нам, с обычными доходами людям, не возможно, разве все время подкармливать, что и делаем да старую одежду отдаём. Потому что нельзя постоянно содержать троих взрослых людей. Не понятно – почему они не могут содержать себя сами. Наташа всех перевела на инвалидность. Даже черноглазую свою отличницу Олю поставила на учёт в психодиспансер – «всё же пенсия…». Завести огород, найти хотя бы подработку – нет, вялый взмах рукой – «А!»