20.04.07 Вчера была на вечере памяти Макса Батурина. В «Аэлите».
Хорошо, что устроили, но как это все неталантливо, неряшливо. Только и хорошо – фильм Андрея Филимонова. Остальное – кто начнет вспоминать – обязательно пьянки, чередующиеся фразами типа: «Он любую ситуацию мог превратить в приключение» или «Прости нас, Макс».
«Никто не видел его мертвым», действительно, похоже, он был в таком состоянии, что…
Неординарная личность, что-то вроде Максимовых «чинарей» - забубенная, оригинальная, талантливая, тоскующая и ищущая, а вокруг были серые, кому - лишь бы было нескучно. Беззаботность и безответственность… Погиб…
И организовано всё было из рук вон – какие-то мальчики на сцене то ли уже играют, то ли – настраиваются. Демократия демократией, но я заплатила 100 р., почему я должна видеть эту андерграудную подоплеку? Вихляющиеся, орущие, слов не разобрать… Навряд ли Маску Батурину понравилось бы это зрелище. Он, конечно, был достоин лучшего.
Фильм Филимонова задал уровень, но постепенно всё снизилось.
До конца не добыла – стихов Макса почти не было. Одно «открытие» - Игорь Иванов. И стихи, и поведение, и исполнение – всё было в фазе с фильмом.
Какая-то женщина на первых рядах вела себя по меньшей мере странно. Сначала я думала, что она из их кругов, но тот же Иванов явно дистанцировался от неё. Она же махала руками, пританцовывала, переговаривалась с теми, кто был на сцене, подзадоривала их – всё это выглядело, как чудачество. Над нею подсмеивались. И ещё не понравилось – постоянные разговоры в зале, хождения – не концертный вечер, а какое-то кафе: туда-сюда. Настолько мне это всё было не по нутру.
Жалко; хотелось бы, чтобы Максу было отдано должное, а то – гуляка, оригинал…
А он был такой поэт! Юлий Буркин хороший эпизод рассказал, связанный с Максом. Сначала спел песню на его стихи
«ЛЕГКО
О.Ц.
Я написал тебе любезное
летели ласточки железные
а этот человек обрезанный
нам под уздцы привёл дитя
за дали летние прелестные
стрижи свистели поднебесные
и я волшебно-безболезненно
тебя обласкивал шутя
мы будем долгими как гласные
нежней чем мякоть ананасная
и никакие педерасты нам
не преградят пути пыхтя».
А потом рассказал, как в городе Питере, очутившись там почти случайно, ещё более случайно оказался днем, в нерабочее время, в ночном клубе «Манхеттен»; сидел там, ожидая своих земляков, едущих из Томска на вечернее выступление. Вдруг заходит мужичок (молодой), (тоже – чего забрел днем в ночной клуб?) и кидается на шею Юлию: «Сколько зим, сколько лет?» Тот – не может вспомнить. Наконец разъясняется – бывший томич, ныне живет в Германии, в Питере – по обстоятельствам; шел мимо, почему-то решил заглянуть – что за клуб. Вспомнили общих знакомых, заодно и Макса. Юлий возьми и спой песню вот эту самую, благо – гитара «была в кустах». И тот, что стал немцем, спрашивает: «А тебе понятно, о чем эти стихи?» - «Всё понятно, кроме строки:
«а этот человек обрезанный
нам под уздцы привёл дитя».
- «А, - говорит «немец», - это про меня и Максова ребенка. Они там с женой целовались, а их пацан всё время убегал, я его возвращал, держа за помочи от шортиков. А я, чтобы тебе уж совсем всё понятно, вообще-то арабских кровей и, чего скрывать, обрезанию в младенчестве подвергся, и Макс это знал». «Вот так, - закончил Буркин, - надо было нам сойтись – мне из Томска, ему из Германии – в Питере в дневное время в ночном клубе, чтобы стала понятна единственная непонятная строка в этих стихах». Вот такое схождение в одной точке совершенно нереальных совпадений смахивает на разработанный кем-то сюжет…
Макса Батурина нет уже 10 лет. Это был один из самых сильных поэтов Томска. Никто не видел его мертвым. Он был, был, а потом исчез, а когда его нашли, то его уже не было. Ему было только 30 лет.
Свободное копирование
