6.04.07 Вечером был Автограф. Владимир Крюков представлял свою новую книжку, где не только стихи (очень хорошие, он некоторые зачитал), но и проза – миниатюры.
Понравилась поэмка о студенческой поре с шуточными (и не только) комментариями на полях. Было одно, посвященное Кушнеру («Старик разрешил»), и ещё – про путешествие через Коммунальный мост, данное, как освобождение (от текущей жизни)… У него очень метафоричные стихи (особенно мною любимый поэтический прием, когда сквозь ткань слов сквозит иной, чем этими словами изображаемый, смысл). Обидно, что самое мне больше всего понравившееся совершенно выветрилось из памяти, но услышу – узнаю. Я захлопала от восторга, но не помню напрочь – о чем. Вот бывает же!
Рассказал о «делишках» в редакции нового журнала («Начало века» назвали его), о разногласии с Олеаром, о поэзии Скарлыгина, о том, что из-за него Крюков настороженно относится к доверенной ему функции вести портфель поэзии, о новом Доме писателей на Шишкова. Галина Ивановна рядом бормотала – «я так и знала, я предвидела».
Были, кроме наших, Филимонов, Кириллова. Комната была неудачной – наша с круглым столом занята, мы разместились в чем-то наподобие класса в школе, не видели лиц друг друга.
Крюкова я считаю одним из самых наших сильных поэтов, и мне очень импонирует его манера поведения – он очень доступен (нет ни настороженности, как у М. Андреева, ни снисходительности, как у Казанцева, ни отстраненности, как у Комаровой, ни чуждости к чужакам, как у Игнатенко, Климычев тоже доступен, но не сравнить с Крюковым – совершенно разная манера, в Климычеве такое – себе на уме, хитроватость есть, у Владимира Михайловича – душевная щедрость), очень интеллигентен, прост в общении. И церемонность в отзывах – пауза, если на языке неприятные кому-то слова, потом усмешка (про себя) – и нейтральная фраза. Всем всё понятно, но обидные слова сказаны не были.
Сказал, что «Каменный Мост» (где Женины стихи будут) – ушел в печать.
Обсуждения почти не было – что тут обсуждать. Всё нравилось (или почти всё – мне некоторые миниатюры показались необязательными для обнародывания) – все аплодировали.
Обратно пошли с Галиной Ивановной, но около Богоявленского стоял вечерний колокольный звон, я замерла, стала её звать в храм, она наотрез: «Нет-нет, мне там никто рад не будет. Я – неверующая». – «Г.И., к нам никто головы не повернет, там так хорошо, пойдемте!» - «Идите, я – нет». Разошлись.
Зашла в ограду. Идет из-за угла, из внутреннего двора процессия, впереди священники, все в черном, несут что-то наподобие небольшого гроба, свечей много, пение – как в «реквиеме» - глухое, но мелодичное. Я – в отдалении смотрю. Вся процессия всосалась в храм, Двери наполовину закрыли, но я не стала входить – все пошли вверх, а мне туда всегда не очень хочется – неудобные перила – широкие, мраморные. Постояла, послушала перезвон колоколов, пошла.