Село Устье, 3 июня.
После более чем двухмесячного перерыва -- снова берусь за перо. Возвращусь к тому времени, -- это для меня необходимо, так как в эти дни со мною произошло что-то странное.
Я всё время, с конца февраля, читала каждое утро по главе из книги Неплюева; это доставляло мне какое-то особое ощущение: я читала критику всей нашей жизни, некоторые страницы которой дышат такой искренностью, такой беспощадной правдой, что невольно вырывалось рыдание и сильнее чувствовалась вся неправда жизни, вся сила горя современного человечества... <...>
И странное дело: чем дольше я читала, тем более подвергала критике не только самую мою жизнь, вовсе не бывшую христианской, но и веру. Я старалась проанализировать собственное религиозное чувство, сразу не поддающееся объяснению; но было много времени, и вот, понемножку, в эти дни я думала и над своей "религией".
В силу чего я верила? -- В силу переданного традицией отчасти, в силу потребности своей души -- тоже отчасти, так как известные религиозные воззрения были приобретены не лично мною, а усвоены с детства; не будь их -- додумалась ли бы я сама до признания Бога? И я должна была ответить на этот вопрос честно: "не знаю".
Мое религиозное чувство, проявлявшееся с детских лет... Чем, по большей части, оно было вызвано? -- Моя младшая сестра постоянно твердила: "я не умею молиться". Этого я никогда не понимала и не могла понять. С детства я молилась, и тогда душа моя находила особую отраду в молитве, и я понимала смысл произносимых слов... <...>
Потом... В гимназии я любила более всего всенощную; служба вечером казалась мне более поэтичной и торжественной, и искренно молясь, почти со слезами, за всенощной, я уставала и скучала за обедней и не стыдилась спать, выдумывая себе головную боль, чтобы не ходить в церковь и читать... В годы отрочества -- лет в 14 -- я опять вспомнила свою "веру", начавшую становиться более сознательной, но которая всё-таки не шла далее раскаяния. Я даже сначала не верила в теорию Дарвина именно ради того, что она расходилась с религиозными убеждениями, и была совсем сбита с толку, видя, что её принимают многие, называющие себя христианами. Сомнений же в существовании Бога у меня не было... <...>
С 21 года моё религиозное чувство всего сильнее оживало всего только два раза -- перед поступлением на курсы и потом во время болезни Вали, т. е. оба раза под влиянием сильных душевных волнений, причём в последний раз оно было сильно только одно мгновение и затем сразу ослабло... <...>
И вот, пересмотревши всю свою жизнь, я невольно задала себе вопрос -- "в чём моя вера"? -- и какой же ответ на него давал мне беспощадный анализ?
-- Первая вера была в силу твоей беспомощности, в силу склада твоей души, нуждавшейся в утешении и поддержке, не видевшей её нигде; твоя вера была в безотчётных порывах души к чему-то стоявшему выше пошлости житейской, в силу врождённой любви к поэзии... и только. Моя твёрдость, с которою я держалась за неё, несмотря на всевозможные возбуждавшие религиозное сомнение книжки, заставляла меня подвергать их критике и защищать "веру" от нападок, как нечто -- необходимое для человека. Я с искренним сожалением смотрела на неверующих курсисток, называя их про себя людьми без твёрдых убеждений, не знающих смысла жизни...
О, жалкое, несчастное создание! Да был ли он, этот смысл, у тебя-то самой, в своём ослеплении воображавшей, что если она верит всему, что сказано в выученном наизусть катехизисе -- то, значит, обладает и знанием смысла жизни? Ведь та же религия говорит -- "вера без дел мертва есть", -- т. е. нет в ней, следовательно, и освещающего жизнь смысла. А ты, как фарисей, следуя выученной букве закона, не делая ни шага, чтобы провести эту веру в жизнь, ты -- смела считать себя умнее этих людей, смела думать, что ты в сравнении с ними стоишь на твёрдой почве, потому только, что веришь в бессмертие души и будущую жизнь! Поистине -- ты достойна презрения! <...>
Вспоминая свою "веру", я нахожу в ней одно только честное, -- что я всегда отделяла её от всякого общеобязательного credo. В наше время надо уже различать специфически-православных людей, с религией государственной, и вообще верующих. Я была из последних, так как до курсов по невежеству и политической безграмотности мне не приходилось сталкиваться с этим вопросом, а на курсах мою веру всегда глубоко оскорбляла грубо и резко выраженная критика православия и нашей государственности... А впрочем -- ведь эта похвала отрицательная. Но если я дошла до падения -- ничего, если упаду и ещё немного ниже!
Чем был для меня мой Бог? Думала ли я когда-нибудь о Христе? Странно: я много раз читала Евангелие, читала серьёзно, но мало вдумывалась в него. Однажды, ещё в детском возрасте, задумавшись над вопросом -- что такое Бог? -- я с ужасом почувствовала, что не понимаю Бога. Чем же был для меня Бог? -- Чем-то идеальным, высоким, Кому я могла только молиться и жаловаться на свою жизнь, словом, Он был для меня фантомом (призраком) поддержки, и немудрено, что иногда после молитвы я чувствовала себя успокоенной... Самовнушение ведь играет здесь не последнюю роль... <...>
Свободное копирование
