28 сентября.
...Когда я оглядываюсь назад на всё последнее время -- мне даже как-то странным кажется, как могла я вынести такие нравственные мучения, тем более ужасные, что ни для кого они не заметны?
Да... это время прошло и кем же я вышла из этих, вполне впрочем, заслуженных испытаний? После того как я узнала, что у меня неврастения, -- я вполне поняла, отчего временами душевная боль доходит до острого, почти физического страдания... В лекциях Кожевникова {Александр Яковлевич Кожевников (1836--1902), невропатолог, автор первого русского учебника по невропатологии "Нервные болезни и психиатрия", 1880--1881 г.} я читала, что эта болезнь развивается вследствие "психических влияний угнетающего свойства" -- совершенно верное мнение. Моя живая, нервная натура не выдержала нашей изуродованной жизни... и в то время, когда я, страстно стремившаяся к науке, наконец-то, достигла пристани, -- оказалось на поверку, что заниматься-то, учиться-то -- и не могу! Полное переутомление и потеря памяти в связи с чрезвычайною нервною восприимчивостью...
Положение драматическое.
И я не знала об этой своей болезни, и всё время с ужасом думала, не схожу ли я с ума, но к врачу обратиться не догадалась до тех пор, пока случайно в Киеве не решилась пойти к Нестерову... Этот странный человек, лечивший индийской медициной, именно потому и навёл меня на мысль обратиться к нему, что не был врачом по профессии, к которым я относилась с недоверием... Но лекарства его обходились мне слишком дорого, не по моему студенческому карману -- и я оставила его лечение (принесло ли оно мне действительную пользу -- не знаю, но я, во всяком случае, в него верила).
Это было прошлою осенью. Прошло несколько месяцев -- в феврале получаю письмо о болезни Вали, -- и началась для меня странная нравственная пытка, отголоски которой, вероятно, никогда не исчезнут во мне и окончатся лишь с моею жизнью. Вчера я получила от неё письмо, где она пишет, что "кажется, выздоровела окончательно", доктор отменил лекарства... Я просто ни поверить, ни радоваться не смела от неожиданности: нет, не может быть! это уже слишком. Вероятно, что ей только стало лучше... А если, правда? -- Великий Боже, я испытываю такое чувство, как будто бы вновь родилась наша Валя... Получить воспаление почек в 20 лет, быть лишённой возможности свободно двигаться, постоянно лежать, быть обречённой на вечную диету... -- и это при слабом характере, склонном к меланхолии, при страшной нравственной анестезии близких ей, которые не способны ни утешить, ни ободрить её, а только втягивают её ещё глубже в мрачное настроение -- что может быть печальнее? Это почти немая нравственная смерть, на которую я обречена была смотреть, повергнутая в полное отчаяние, не имея возможности помочь так, как хотела бы... Временами, в отчаянии, я думала, -- не лучше ли будет, если Валя умрёт, нежели будет жить; но тут являлась мысль о ребёнке: мне становилось страшно за будущность малютки, и я с ужасом отталкивала от себя мысль о смерти. Каковы бы ни были условия -- всё ж можно надеяться, что, по крайней мере, ребенок -- вознаградит сестру за всё. <...>
Свободное копирование
