18 октября.
Я спрашивала невозможное.
Недавно, в воскресенье, я занималась, снова усердно читая "Боярскую думу", и в конце концов я всё-таки отодвинула книгу в сторону... Тогда я услышала звон к обедне; -- это напомнило мне время, когда я сама ходила в церковь.
Вернуться к вере?.. принять опять то христианское миросозерцание, которое дают нам с детства, дают готовым, со всеми его высокими нравственными идеалами. Но что мы потом из него делаем? Разве вся та масса, которая известна под названием "христиан" и "верующих", действительно христиане, верующие? Разве многие вдумываются в истинный смысл религии, в те высокие нравственные идеалы, которые она представляет нам, и которые были так живы в первые времена христианства? <...>
Низший класс, масса, верует, чувствуя, что есть что-то Высшее, что не верить -- нельзя, что это так надо, они усваивают себе все обряды... веруют немудро, но твёрдо. Если и пробуждается самостоятельная мысль, она никак не может найти удовлетворения в окружающей среде; но мысль, раз пробуждённая, требует исхода, возникшие вопросы требуют ответа... И кто скорее ответит, к тому пойдёт простой человек... Отсюда развитие всевозможных сект. Далее, -- как живёт общество, "интеллигенция" всякого рода, обладая средствами образования? -- Мы, люди "развитые", в большинстве -- "все верующие" -- ходим в церковь, вздыхаем о своих грехах, даже сокрушаемся о них и... продолжаем всё-таки жить "как все", т. е. по установленному шаблону, от которого далеки нравственные идеалы... Родятся у нас дети, по церковному обряду их крестят; затем "воспитывают" опять-таки по раз установленному шаблону: там учительницы, гимназия, университет и служба для мужчин, гимназия и замужество для девушки. После "устройства молодого поколения мы с радостью смотрим на их счастье, если они им пользуются, и печалимся, когда их постигают неудачи. Затем -- мы продолжаем жить своею личною жизнью, занятою делами, удовольствиями, общественными отношениями... И так -- всё время до конца жизни. Иногда -- мы умираем, нас хоронят по обряду Церкви, за нас молятся... и всё... и это всё? -- Да. И во всей этой жизни, которою живёт масса общества, нет ни искорки понимания истинного смысла той религии, которую они, по собственным словам, исповедуют. <...>
Таковы мы, называющие себя "верующими". Мы очень удобно чувствуем себя в окружающей нас обстановке, и спокойно проходим наш жизненный путь; лишь пред смертью, может быть, у некоторых мелькает сознание того, что жизнь, пожалуй, прожита не так, как следует, но на пороге вечности уже поздно размышлять об этом.
И, выходит, -- "Смерть Ивана Ильича", Толстого {Повесть Л. Толстого была напечатана в 1886 году.}. <...>
И меня вдруг неудержимо потянуло вдаль от этого мира куда-то далеко, а куда -- и сама не знаю...
Это было уже знакомое чувство. Я вспомнила, как в детстве оно охватывало меня, когда я увлекалась чтением Жития Святых, когда чтение истории о Страданиях Спасителя и Его последней беседе с учениками в моём маленьком учебнике, волновало меня до слёз... тогда я мечтала уйти в Египет, или куда-нибудь в пустыню, поселиться в пещерах... Конечно, ребёнком я представляла себе лишь внешние обстоятельства жизни, но теперь, -- то, что неудержимо тянуло меня неведомо куда, только прочь от этого мира -- теперь оно встало предо мной с изумительною ясностью. Кажется, случись тут подле меня монашеское платье, я, не колеблясь, тотчас же надела бы его и пошла в какой-нибудь монастырь.
Что же это со мною делается? Я упала головой на книгу и опять заплакала, как и тогда.
Что же со мною?.. И я сама не могу ответить на этот вопрос... и в отчаянии снова думаю о том, что чем жить, лучше было бы вовсе не существовать, если бы "Stoff und Kraft" могли убедить меня! Ни минуты не стала бы жить дольше.
Я старалась овладеть собою... Такое состояние немыслимо, надо как-нибудь, что-нибудь...
"Таков печальный конец земли. Мы можем утешиться только тем, что он является делом неопределённо-далёкого будущего"... -- раздаётся в моих ушах мерный и спокойный голос Мушкетова, в котором чуть-чуть слышался действительно печальный оттенок.,.