Несколько слов в виде предисловия
В первый период моей жизни была доля романтического: до шести лет я и мать моя по ее мужу и моему отцу считали себя дворянами и жили в довольстве. На седьмом году жизнь моя не только ухудшилась, но была периодом тяжелых страданий. По изложенным ниже событиям, брошенный отцом, я с матерью стали крепостными светлейших Волконских, хотя добрых и гуманных владельцев; но все-таки двадцать лет лучшего возраста прошли в крепостной зависимости. К тому же после смерти матери в 14 лет остался круглым сиротою без всяких средств. По выдающимся ли моим способностям и трудолюбию или по счастию, в 15 лет я был сделан писарем, потом конторщиком и контролером письменной отчетности от шестнадцать имений, далее помощником управляющего, а потом и управляющим. Но в эти промежутки времени я по обязанностям, получая разные командировки, объездил почти всю Россию и в этих поездках, исполняя разные поручения, встречался со многими интересными лицами нередко далеко не похвальной репутации. В 1853 году я был увольнен, как вольноотпущенный. С этого времени, занимаясь беспрерывно с большой любовью сельским хозяйством, стал получать за свои труды и сочинения медали и разные награды и по представлению разных обществ сельских хозяйств и комитета выставок получил сначала личное, а потом потомственное почетное гражданство.
С 21-го года моей жизни я начал вести дневник, записывая в нем все происходящее со мною и с окружающей меня средою. В 60-х годах я уничтожил этот дневник по двум причинам: во-первых, потому, что во время моего, описанного ниже, отъезда в С.-Петербург он, взятый у меня без моего согласия товарищами, ходил по рукам и был мне возвращен в растрепанном виде без нескольких листов, и, во-вторых, по ложному стыду о прожитом мною крепостном звании. Имея теперь дневник, я мог бы описать мою жизнь, в которой было немало выдающихся событий, живее и картиннее.
Звание моей матери, ее замужество. Первый ее муж. - Мое рождение и жизнь до 6 лет. - Граф Лев Алексеевич Перовский. - Волконские и их гуманные отношения к крестьянам. - Перемена управляющего. - Новый управляющий Зернихаузин и его жестокость с крестьянами
Мать моя была из крестьянской крепостной среды, из состоятельного семейства, из коего было немало приказчиков и бурмистров. Она молодой и красивой девушкой вышла замуж за берейтора большого конного завода, учрежденного в 22 - 23 году прошлого столетия князем Сергеем Григорьевичем Волконским (декабристом) в имении сестры его Софии Григорьевны, урожденной Волконской и вышедшей замуж за князя Петра Михайловича Волконского, известного любимца трех императоров, умершего фельдмаршалом. Отец первого мужа моей матери, Кобштейн, был один из сподвижников Бирона. Будучи вместе с ним сослан в Ярославскую губернию, где женился на крепостной девушке Волконских, чрез что, по тогдашним законам, потерял свободное звание и сделался крепостным. Сын его Яков был ученым берейтором и поступил в Саратовскую губернию и Сердобский уезд в вышесказанный конный завод. Будучи вдов, женился на моей матери; он чрез три года умер, изуродованный лошадьми, оставив матери сына и дочь, которые были помещены в учение. От первого брака дочь мужа моей матери, была взята в Петербург, где сделалась любимицею княгини Волконской, статс-дамы императрицы. Она в судьбе моей играла некоторую, впрочем, незначительную роль, но все-таки я буду упоминать о ней в моих воспоминаниях.
В имение, где жила моя мать, Саратовской губернии, Сердобского уезда, село Софийское, Репеевка тож, в то время молодая и красивая вдова, приехал управляющий, уже немолодой, вдовый, титулярный советник. По словам матери, да и по тем обстоятельствам, каких я коснусь ниже, мать была тайно повенчана старым местным священником, приятелем отца; но, кажется, этот брак в метрику не был записан*.
______________________
* Я уже сказал, что кто бы ни женился на крепостной женщине - терял свободные права и даже дворянство.
______________________
От этого брака родился я в 1827 году. Отец мой меня очень любил и бесконечно баловал: одевал роскошно и возил с собою по знакомым соседям-помещикам, как сына.
Таким образом мы с матерью прожили в довольстве и неге шесть с небольшим лет. Мать моя неустанно и добросовестно исполняла обязанности домашней и наружной хозяйки, не изменяя образа жизни. Мне минуло шесть лет, как приехал в сказанное имение новый управляющий - немец, сменивший моего отца, В.Ф. Зернихаузин, близкий человек к графу Л.А. Перовскому, в то время гофмейстеру и сенатору. Он, граф Перовский, как говорили тогда, будучи креатурою Волконских, принял обязанности безотчетного управляющего всех имений светлейших Волконских. Отец мой тотчас же после сдачи имения новому управляющему выехал из него, купил у соседнего помещика Слепцова в деревне Дубовке пустовавший домик и, кажется, оставался в хороших отношениях с новым управляющим года полтора. Отец взял меня с собою, а мать моя оставалась на прежнем месте хозяйкою.
Отступая несколько от описания жизни моей и моей матери, не могу отказать себе в удовольствии помянуть добрым словом Волконских.
Они, Волконские, всегда были добрыми и даже гуманными со своими крепостными крестьянами. По их распоряжению крестьяне обязаны были на барщине работать не более трех дней в неделю; воскресные и праздничные работы безусловно воспрещались; Пасха праздновалась целую неделю. Кандидатов в бурмистры выбирали сами крестьяне, управляющий только утверждал одного из кандидатов; управляющие могли наказывать крестьян только по доказанной вине, не более 25 ударами розог; одно лицо могло быть наказано два раза по 25 ударов, при третьей вине наказание усиливалось до 50 ударов, всякое наказание записывалось в журнал; при четвертой вине виновный записывался в особый журнал и об нем должно быть донесено с описанием вины в главную петербургскую контору. Оттуда уже ожидали распоряжения, как поступить с виновным. Большею частию таких виновных высылали в другие имения, а иногда, смотря по вине, отдавали в солдаты.
Крестьяне так боялись записи в черный журнал (по их выражению "черная журнава"), что в большинстве случаев виновные просили наказать их как угодно, лишь только не записывать в ненавистную "черную журнаву", так они его боялись. В этом случае от виновного отбиралась подписка, и тогда уж им доставалось без счета.
Управляющие, конечно, несмотря на строгие предписания владельцев, ухитрялись обходить их: то трехдневные отбывки заменялись иногда довольно большими уроками, - например, муж и жена обязаны в три дня сжать* и связать десятину ржи копен в 20, то в воскресенье выгоняют поголовно возить снопы в виде помочи, только с угощением чаркою водки, кашицею и т.п., а также при наказаниях вместо 25 давали по 50 и более розог, считая, что дали только 25. Но все-таки крестьяне Волконских были лучшими в уезде, как по трудолюбию, расторопности и честности, а потому также и по благосостоянию. Им завидовали и на них указывали как на образцовых хозяев. Все это было при прежних управляющих.
______________________
* И только сжать, а не скосить, кошение тогда не допускалось.