1-го. Рано утром я должен был ехать в Измайлово с поздравлениями от имени его высочества. Как вдовствующая царица, так и герцогиня Мекленбургская и принцесса Прасковия приняли меня очень милостиво и заставили каждая выпить по стакану вина. Царицу я нашел в постели, герцогиню почти совсем одетую, а принцессу только что собравшеюся чесать себе волосы и притом в одной рубашке. Она поспешно сорвала с одной из своих дам мантилью и прикрылась ею; однако ж все-таки протянула мне руку для обычного целования. Маленькая дочь герцогини преспокойно еще спала в своей колыбели. Когда я возвратился домой, Богослужение уже началось. До проповеди многие русские приезжали к нам поздравлять с новым годом; являлись также (даже и после проповеди) в страшном множестве литаврщики, трубачи, певчие, гобоисты и барабанщики, которые выманили из кошелька герцога по крайней мере 100 рублей. Часов в 9 его высочество с Измайловым и с своею свитою поехал в санях к тому месту, где в прошлом году был большой фейерверк по случаю празднования мира, и нашел там его величество императора с некоторыми из его фаворитов. Государь приехал туда, чтоб принять поздравления с новым годом от иностранных министров; но господа эти, хоть их о том и предуведомили, не являлись так долго, что он, не дождавшись их, отправился в церковь. Только когда его уже не было, они один за другим съехались. Его высочество поэтому немало радовался, что выехал так рано и еще застал императора. Его величество был в этот день в гвардейском мундире, и все гвардейские офицеры, которые не явились в мундирах, должны были в наказание пить водку. В число таких попал и наш Измайлов. Около 12 часов, когда кончилась русская обедня, их величества в сопровождении всех вельмож возвратились назад и вскоре сели за стол. Хотя очень боялись, что сегодня будут сильно пить, потому что гвардейские офицеры исправляли должность маршалов и перед всеми дверьми внутри и вне комнат стояли гвардейские солдаты, однако ж все обошлось весьма умеренно: большие стаканы вовсе не являлись на сцену, и всякий мог пить сколько хотел.
Император провозгласил только тоста два, и то в рюмках, а именно — за здоровье его высочества, нашего герцога, и за семейство Ивана Михайловича. Его величество сидел за необыкновенно длинным столом, человек на 80, и имел подле себя с левой стороны — герцога, а с правой — князя Меншикова. За обедом он очень много говорил с его высочеством и был с ним чрезвычайно милостив, но сильно уговаривал его не пить рейн- и мозельвейн (которых герцог почти исключительно придерживается), уверяя, что оба эти сорта нездоровы. После стола его высочество пошел опять к императрице, которой представлялся еще до обеда. Как скоро император откушал, народу был отдан жареный и наполненный всякого рода дичью бык, лежавший на высоких подмостках; но немногим удалось добраться до него, за исключением солдат, которые храбро принялись за дело. С наступлением сумерек зажжен был фейерверк, состоявший из ракет, швермеров, воздушных шаров, огненных колес, пирамид из белого огня и большого девиза из голубого огня, относившегося к покорению Дербента. По окончании всего императрица тотчас уехала со всеми дамами, и его высочество проводил ее до кареты; но император остался еще на несколько времени, герцог также.