Дневник 1722 - 263

24-го, около 10 часов утра, его высочество, в величайшем параде, в сопровождении 5 карет, каждая в 6 лошадей (три были его собственные, а две принадлежали тайным советникам), отправился в главную кремлевскую церковь, куда мы приехали в то самое время, когда шла там русская проповедь. По окончании ее все здешние архиепископы и другие знатные духовные лица, в великолепных облачениях, вышли из алтаря и стали в круг. Но так как я не мог пройти дальше вперед и хорошо все видеть, притом же не знаю русского языка, то и не хочу брать на себя описания этой церковной церемонии. Последнее, чем все в церкви кончилось, было то, что архиепископ Новгородский взял серебряный крест, поднесенный ему двумя диаконами на большом серебряном блюде, и благословил им всех присутствовавших; после чего сперва князь Меншиков, а за ним прочие вельможи и все другие подходили и целовали этот крест. Когда богослужение совсем кончилось, мы отправились в Сенат, находящийся возле, где нашли всех иностранных министров, которые ждали нас. При прибытии герцога раздались литавры и трубы, которые однако ж не повторялись, когда приехали герцогиня Мекленбургская и князь Меншиков. Его высочество со всеми знатными особами мужеского пола кушал в одной, а герцогиня с княгинею Меншиковой и всеми прочими дамами в другой комнате. Капитану Гекелю (человеку чрезвычайно остроумному и веселому), который приехал в Москву с шведским посланником и еще не был ни на одном из здешних больших празднеств, казалось странным почти все, что он тут видел. Но он особенно пришел в ужас, когда в его соседстве один весьма порядочный русский в сапогах перелез через стол и не обратил ни малейшего внимания на то, что при этом наступил прямо в средину какого-то блюда. Так как, кроме того, большая часть блюд была приготовлена с луком и чесноком, то капитан не мог ничего взять в рот, сидел за столом в перчатках и ел один только хлеб. Между тем кушанья, по-здешнему, были очень хороши. На стол подавали четыре перемены: сперва холодные блюда, потом суп и овощи, за ними жаркие и наконец паштеты, торты и русские пироги. Пили довольно сильно. Вино было хорошо, и каждый мог, по желанию, пить венгерское, бургонское, шампанское, рейнвейн, понтак и т. д. Временный генерал-прокурор Писарев был в этот день вместо хозяина. После обеда герцог прошел в комнату дам, где оставался до тех пор, пока все не разъехались. Когда его высочество провожал герцогиню до кареты, она, уходя, просила его и графа Бассевича не отказать ей приехать в Измайлово, чтоб там справить также как-нибудь и ее именины. Его высочество обещал ей это и сдержал слово. Мы отправились хоть и прямою дорогою, однако ж все-таки проехали по крайней мере 12 верст. В Измайлове не было почти никого, кроме молодого графа Головкина и его жены, которые часто там бывают, потому что, по князю Ромодановскому, состоят в родстве с императорским домом (старая княгиня Ромодановская и вдовствующая царица — родные сестры). Герцогиня очень обрадовалась, что герцог исполнил свое обещание и приехал к ней. Она тотчас велела одной из фрейлин принести из своей спальни род прекрасно сделанных четок и поднесла их его высочеству, так как уже прежде обещала подарить ему, если он в этот день приедет к их обедне, ленту или что-нибудь другое. Однако ж поутру в Сенате она не хотела исполнить своего обещания, говоря, что его высочество в церкви должен был ее о чем-то просить. Побыв несколько времени частью в комнатах герцогини, частью в маленькой спальне старой царицы (которая была больна и лежала в постели), где пили и разговаривали, мы отправились к столу (по приказанию хозяек наскоро приготовили длинный узкий стол на 18 или 20 приборов), и его высочеству пришлось сидеть между герцогинею Мекленбургской (поместившейся возле него с левой стороны) и ее сестрою. После ужина, от которого нам, молодым людям, не досталось ничего, начались танцы. Будучи в сапогах и шпорах, я сначала отказался почтительным реверансом от приглашения герцогини (которая, оказывая мне, по старому знакомству, некоторое внимание, сама подошла звать меня на польский); но потом она опять пригласила меня, и уж я, волей-неволей, должен был прыгать с ней. За ужином герцогиня схватилась с тайным советником Бассевичем за мекленбургское дело (Какое это собственно дело — неизвестно; но, вероятно, тут речь о заговоре против герцога Мекленбургского, супруга герцогини, упоминаемом в “Дневнике” выше, на стр. 148.), и прехрабро бранилась с ним; но после они опять стали лучшими друзьями в свете, и тайный советник должен был исправлять обязанность маршала и разносить бокалы для разных тостов. Танцы продолжались долее 10 часов, так что мы возвратились домой почти в половине двенадцатого.