15-го у его высочества обедали шведские генералы Крузе и Крейц и подполковник Бранд (который также из пленных шведов), при чем сильно пили. После обеда приехал камергер Нарышкин и выслушал длинную проповедь от тайного советника Бассевича, который, будучи немного навеселе, чувствовал особенную потребность высказаться. Проповедь эта имела отличное действие, и камергер, видя, что дело принимает серьезный оборот, скоро струсил и согласился на все, чего от него требовали. Настоящей причиной, побудившей тайного советника поссориться с ним в присутствии его королевского высочества, было следующее. День перед тем пришли несколько человек из артиллерийской прислуги и забрали некоторых работников, нанятых его высочеством для устройства иллюминации, несмотря на представления их хозяина, что они работают для его королевского высочества герцога. Артиллеристы объявили, что имеют приказание брать всех столяров-работников, где бы их ни нашли, хотя б даже и в доме герцога, потому что фейерверк императора непременно должен быть готов 27-го числа. Наш столяр (немец и человек весьма умный) достаточно доказывал им, что никак не может оставить работы, взятой на себя по поручению герцога, и что его королевское высочество будет жаловаться на такое насилие; но все это ничего не помогло. Тогда он прибегнул к хитрости: видя, что шумом и криком ничего не возьмешь, он сказал этим людям, что так как они берут у него лучших работников, без которых ему нельзя кончить работы, то пусть идут с ним и возьмут также и остальных, которых отдаст им добровольно, тем более что не будет уж иметь в них одних никакой надобности и сам таким образом легче оправдается перед его высочеством. Они, в простоте души, приняли это предложение; но когда вместе со столяром и его работниками подошли к воротам дома его королевского высочества, тот втолкнул своих людей во двор и сказал, чтоб попробовали теперь взять их. Артиллеристы сначала и хотели было это сделать, однако ж одумались и, не добившись ничего, ушли. После того столяр пришел к его высочеству и просил, чтобы к нему в дом, во избежание подобных случаев, поставили гвардейский караул, говоря, что без того не будет в состоянии кончить взятой им работы. Его королевское высочество тотчас же послал просить дежурного поручика об отряжении из его караула в дом столяра двух или трех человек для наблюдения, чтобы никто не брал у него работников, занятых делом, успешный ход которого для его высочества весьма важен. Но поручик отвечал, что не может исполнить этого требования без предварительного разрешения от камергера Нарышкина. Тогда герцог велел его спросить, у кого он в карауле — у него или у камергера Нарышкина? и если в доме случится еще подобное насилие, не захочет ли г. поручик, для предупреждения его, ждать сперва приказания от камергера? да и неужели ему нельзя из своего караула, состоящего из сорока человек (которые занимают всего до семи постов), отрядить двух для его же высочества? На это офицер сказал, что имеет приказание от камергера уведомлять его обо всем, что случится, и ждать его разрешения, почему к нему уже и послано. Такая новость немало оскорбила как его высочество, так и тайного советника, тем более что Нарышкин уже не раз позволял себе подобные штуки. Поэтому тайный советник, рассказав ему о случившемся вчера, спросил, точно ли было на то его приказание. Тот отвечал, что действительно дал такое приказание офицерам. Слова эти очень рассердили его высочество и г. Бассевича, который, без всякой церемонии, сухо высказал камергеру всю правду и спросил его, было ли ему самому приказано так поступать, что очень сомнительно. Потом присовокупил, что так как его высочество не привык к подобному обращению, то не угодно ли господину камергеру один раз навсегда приказать караульным офицерам исполнять то, что его высочеству угодно будет требовать от них через своих генерал-адъютантов; в противном случае он может быть уверен, что будет принесена жалоба его величеству императору, и тогда г. камергер пострадает, пожалуй, больше всех. Заметив, что дело пошло не на шутку, камергер тотчас смягчился, стал оправдываться и тут же отдал письменное приказание караулу — немедленно исполнять, как бы повеления самого императора, все, что его королевскому высочеству угодно будет требовать от него через своих генерал-адъютантов; одним словом, согласился на все, чего от него хотели; начал возобновлять дружбу и братство с Бассевичем, целовал беспрестанно руки его высочеству, уверял в преданности, рвении и добросовестности, с которыми служит герцогу; наконец добровольно так напился с тайным советником, что потом едва стоял на ногах и был почти вынесен в свои сани. Так как его королевское высочество за обедом довольно много пил, то вечером не выезжал со двора и оставался один в своей комнате.
Свободное копирование
