Дневник 1722 - 9

9-го у его высочества опять обедали некоторые из шведских офицеров, между прочим и полковник Морат (приглашенный в первый раз к столу герцога), человек весьма приятный и, кажется, очень приверженный к его высочеству. Он из числа тех трех полковников, которые поручились за подполковника Бремса, ездившего в Швецию, и которые, когда тот не сдержал своего слова и не возвратился, должны были около 6 лет просидеть за него безвыходно в очень дурной тюрьме, где терпели больше всех других пленных шведов. Подполковник явился только года полтора тому назад и уверял, что покойный король не хотел его отпустить; но в этом сильно сомневаются, и он, конечно, не решится опять ехать в Швецию, пока будут живы полковники. После обеда его высочество ездил к вице-канцлеру Шафирову, а от него поехал к князю Трубецкому, с дочерьми которого очень веселился и играл до 10 часов. В игре дамы, говорят, не щадили рук герцога и славно били по ним жгутом. Когда его высочество уехал, я отправился к молодому барону Левольду, у которого должно было собраться большое общество. Я застал там не только всех иностранных министров и наших кавалеров, но еще трех английских купцов и молодого Головина (сына бывшего канцлера), который очень хорошо говорит по-французски, по-английски и на других языках и вообще принадлежит к числу образованнейших и воспитаннейших русских. Мне сказывали, что он много и с пользою путешествовал и что так как императору угодно, чтобы все знатные молодые люди по возвращении в отечество после путешествий вступали в морскую сухопутную службу, начиная притом с самых низших чинов, то и он должен был исполнить это и поступил во флот (Граф Николай Федорович Головин.). Можно себе представить, каково этим молодым господам, которые во время своих путешествий пользуются всеми удобствами и предаются всякого рода удовольствиям, когда по возвращении домой они должны бывают нести простую мушкетерскую и боцманскую службу! Император знать ничего не хочет ни о кадетах, ни о волонтерах; молодые дворяне получают у него то же, что и рядовые, и службу несут наравне с ними. Я уже имел случай достаточно заметить это на господах, служащих в гвардии. К таким принадлежит и молодой барон Ренн: отец его долгое время был генералом в войсках его величества, а мать и теперь обер-гофмейстериной при племяннице императора, герцогине Курляндской; сам он уже давно был прапорщиком армии и теперь два года служит в гвардии, притом человек очень образованный и прилежный, а все-таки до сих пор имеет только чин сержанта. Возвращаясь опять к нашему обществу, скажу вкратце, как я его нашел и потом оставил. Когда я пришел, многие были уже довольно пьяны, но скоро большие бокалы снова начали ходить по рукам, так что такому питуху, как я, поневоле стало становиться страшно. Выпив два-три больших стакана, я успел однако ж отделаться от дальнейшего питья, уверив хозяина, что дежурю и что герцог скоро воротится домой. Мне поэтому дали спокойно уйти; но другие были до того употчеваны, что не помнили как и уехали, а некоторые даже остались там до следующего утра. Подполковник Сикье (Siguier), который очень сильно пьет и хорошо переносит действие вина, при мне больше всех принуждал пить; провозгласив тост за здоровье его королевского высочества, он взял огромный стакан и выпил его одним глотком, что я также должен был сделать. Не помню, говорил ли я прежде, кто такой этот Сикье, и потому скажу здесь о нем несколько слов, которые будут не лишни. Он француз, очень приятный собеседник, и приехал, если не ошибаюсь, в 1715 году в Швецию с нынешним королем. В то время его королевское высочество герцог (Голштинский) был очень к нему расположен и высоко ставил его. После, когда герцог уехал из Швеции, он путешествовал с г. Кампредоном (который, как известно, в последнее время немало вредил нашему государю) и еще в начале прошедшего года ездил от него с поручениями во Францию. Говорят, он большой партизан короля шведского, даже (как выдают за верное) вполне его шпион, и на сей раз будто бы только за тем сюда и приехал с Кампредоном, чтобы подмечать, что происходит между императорским двором и нашим, и потом подробно доносить обо всем шведскому правительству, которое теперь не имеет еще здесь своего министра. Сам Сикье уверяет, что совершенно оставил шведскую службу и в настоящее время считается действительным подполковником французской армии. В первом однако ж сильно сомневаются, и его королевское высочество всячески избегает сообщества с ним и очень чуждается его; одним словом, не может его видеть, слишком хорошо зная, как он фальшив. Сикье достаточно замечает, что его высочество уже не так к нему расположен, как прежде в Швеции, и потому напевает иногда свои жалобы тайному советнику Бассевичу и другим, говоря, что не может понять, чем заслужил такую немилость, что был всегда верным и преданным слугою герцога, который, несмотря на то, встречает его так, как будто он прежде никогда не имел счастья знать его высочество, и т. п.