По прибытии на ночлег я скоро заметил огромную разницу между этою станциею и станциями по ту сторону Нарвы: там было во всем изобилие, здесь недостаток. Когда я спросил о конюшне, мне отвечали, что ее вовсе нет; на вопрос мой, где станционный дом, сказали, что он хотя и недалеко, однако ж войти в него нельзя, потому что он вычищен и приготовлен для царицы, которую ожидают всякий час. Что касается до сена и травы, то меня уверяли, что до следующего утра все мои хлопоты будут напрасны: все свое сено крестьяне свезли в магазин, а косить траву было уже слишком поздно. Таким образом я принужден был устроить конюшню из старого крестьянского хлева, в котором, к счастью, нашлось именно столько корыт, сколько требовалось стойл. Мне очень не хотелось провести ночь в этом хлеве, где перед тем пробыли довольно долго более 50 крестьян с своими лошадьми и оставили после себя множество маленьких неприятных насекомых; однако ж делать было нечего, я разостлал себе там постель; другого места решительно не было, да и к тому же шел сильный дождь. Я лег на соломе возле лошадей, которым велел дать немного травы, к счастью уцелевшей в моей повозке. Утром получил я наконец, с помощью денег и просьб, столько травы, сколько было нужно; но сам должен был удовольствоваться молоком и несколькими яйцами: другого ничего не нашли. Сначала я надеялся достать что-нибудь на стеклянном заводе, принадлежащем государыне, но напрасно. На этом заводе в ожидании приезда ее величества делались приготовления к работе. Говорят, он приносит значительный доход, потому что поставляет ежегодно большое количество бутылок, оконных стекол и разной мелкой посуды. Возвращаясь на свою квартиру, я увидел у стоявшей недалеко от нее житницы старого русского дворянина, который также ожидал царицу. Он успел уже узнать от одного из моих людей, кто я такой, и когда я проходил мимо его, пригласил меня в свою комнату, где тотчас предложил мне рюмку вина, от которой я отказался качаньем головы, потому что говорить с ним не мог и, кроме того, очень хорошо знал, что в ней простое хлебное вино. Его русские, а мои немецкие слова как-то вовсе не клеились, и мы поэтому стояли несколько времени и молча глядели друг на друга; наконец он спросил меня по-русски, не хочу ли я поиграть с ним в карты. Но я тогда только понял его вопрос и увидел в чем дело, когда он вытащил из кармана колоду карт и, показав ее мне, сказал: изволишь? - слово, которое я уже знал. Любопытствуя знать, что из этого будет, я согласился, сказав: ja, которое он так же хорошо понял, как я его изволишь. Мы сели за какой-то старый обломок стола, и я был в большом нетерпении в ту минуту, когда он начал сдавать: мне очень хотелось узнать поскорее, что это будет за игра; я непременно призвал бы одного из конюхов, знавшего немного по-русски, если б тот не ушел на стеклянный завод. Но как скоро мой партнер сдал себе и мне только шесть карт и одну выбрал, я тотчас же понял, что игра наша марьяж, особенно когда он, после первой же взятки, открыл настоящий марьяж. Тогда игра пошла у нас легко, тем более что я после отъезда моего из Петербурга с тайным советником Бассевичем не забыл еще считать по-русски. Сказав, что я играю мастерски, не хуже его, и славно считаю по-русски, он так увлекся игрою, что верно просидел бы за ней до другого дня, если б я согласился продолжать. Когда мы сыграли несколько игр, он достал свой кошелек и, вынув из него две копейки, дал мне понять, что, если я хочу, он готов играть и на деньги, чтоб видеть, кто сколько выиграет. Но так как в это время вошел конюх и спросил, не пора ли седлать лошадей, то я положил карты и хотел уйти. Тогда мой старик начал считать свои деньги и видя, что их все столько же, сколько и было, остановил меня за руку и велел мне сказать через конюха, что ведь мы друг у друга ничего не выиграли и что он просит меня сыграть с ним еще один раз. Я согласился. Счастье до того благоприятствовало ему, что он выиграл две полные, наличные копейки, которые принял с радостью и завернул в особую бумажку. На мой вопрос, для чего он это делает, он отвечал, что будет всю жизнь беречь эти копейки, выигранные честно в карты у иностранца, который не мог даже говорить с ним.
Свободное копирование
