После возвращения с гастролей мы с Суламифью начали работать над балетом "Светлый ручей" Д. Д. Шостаковича, который в это время ставился в Большом театре Ф. В. Лопуховым. Режиссуру осуществлял Б. Мордвинов. Партии Классической танцовщицы и Классического танцовщика кроме нас исполняли также Ольга Лепешинская и Алексей Ермолаев.
Действие балета развертывалось в кубанском колхозе. Главные персонажи - наши современники. В балете происходила масса комических несообразностей, пока на празднике урожая все перипетии благополучно не завершались.
"Светлый ручей" был третьим по счету балетом Ф. В. Лопухова, поставленным им в Ленинградском Малом театре оперы и балета, - после "Арлекинады" на музыку Дриго и "Коппелии" Делиба, наново пересочиненных балетмейстером. Спектакли определяли лирико-комедийный репертуар балетной труппы (1933 год считается официальной датой основания труппы, организатором и руководителем которой стал Лопухов). Именно балетная комедия размежевывала тогда МАЛЕГОТ с ГАТОБом и, как писал Лопухов, "открывала новые сферы".
 А. М. Лиепа - Франц. 'Коппелия' Л. Делиба
"Светлый ручей" продолжал эти искания на современном материале.
Мое отношение к этому балету было сложным. И не только к балету, но и к его создателю Ф. В. Лопухову. Его танцсимфонию "Величие мироздания", показанную единственный раз в ГАТОБе 7 марта 1923 года, я не видел. Из последующих его балетов я был знаком лишь с "Ледяной девой", в которой меня поразила прекрасная Ольга Мунгалова. Книга Ф. В. Лопухова "Пути балетмейстера", изданная берлинским "Петрополисом" в 1925 году, в которой есть глава "Танец около музыки, на музыку, под музыку и в музыку", сразу же стала библиографической редкостью. И, к сожалению, не могла оказать решающего воздействия на умы современных хореографов. К тому же в это время практиков балетного театра не столько интересовали союз и разногласия с музыкой, о которых писал хореограф, не столько проблемы танцевального симфонизма, сколько все большая драматизация балета, логическая оправданность поступков героев.
Словом, то была пограничная эпоха, и многие из нас, сами того не сознавая, несли в своем мышлении печать ее противоречий.
В "Светлом ручье" меня смущал сюжет, легковесный, очень наивный. Когда я спрашивал Федора Васильевича, что же, собственно, это за характер - Классический танцовщик? Лопухов отвечал: "Что вы мудрите! Танцуйте самого себя!" Такой совет, конечно, ничего не мог мне дать.
Я был не среднеарифметический "классический танцовщик", а живой человек. Примет же характера, судьбы, а тем более характера современного человека хореограф мне не предлагал. Просто я танцевал классические вариации и па-де-де. К слову, танцовщица и танцовщик введены были Лопуховым для того, чтобы дать простор классике, чтобы она стала в балете органичной. Недаром и другая героиня балета, Зина, колхозная затейница, когда-то училась в балетной школе. Ставить же на пуанты доярок и прочих ударниц колхозной бригады было рискованным делом. В этом все тогда убедились на опыте недавних балетных спектаклей на современную тему.
И в то же время мне близки были теоретические декларации Ф. В. Лопухова. Он писал в брошюре "Светлый ручей", вышедшей к постановке балета в МАЛЕГОТе: "... вместе с тем (и в этом одна из существеннейших наших установок) мы стремились к тому, чтобы наш балет был балетом танцевальным, чтобы танец был основным и главным художественно-выразительным средством спектакля. Такое требование отнюдь не противоречит поискам реалистического стиля. Но в том-то и дело, что реализм в балете должен быть осуществлен своими специфическими средствами, то есть прежде всего средствами танца и, в частности, танца классического. Думать, что можно в поисках реализма заменить "условный" танец якобы бытоподобной, якобы реалистической пантомимой - это значит идти на недопустимое обеднение балетного спектакля, это значит жертвовать поисками подлинно реалистического стиля в угоду поверхностно понятого натурализма"*.
* ("Светлый ручей". Сборник статей и материалов к постановке балета в Государственном академическом Малом оперном театре. Л., 1935, с. 6.)
Лопухов страстно убеждал в особой природе балетного реализма, несопоставимого с реализмом драмы, ибо язык этого реализма - танец, "освобожденный и самодовлеющий".
Время все расставило по местам. Со своими истинами Лопухов, по его собственным словам, "достучался не до хореографических сыновей, а до внуков". Многие современные советские хореографы считают его своим учителем.
В "Светлом ручье" я был исполнителем его замыслов. Признаться, не все, что предлагал хореограф, казалось мне тогда интересным. Я и по сей день думаю, что теоретик в нем был сильнее практика.