Однако плодотворную выучку мы проходили не в одном лишь классе Александра Алексеевича. Какое это было благодеяние судьбы, что школа в те годы не замыкалась в себе, не была отлучена от театра даже территориально. Ученические залы и репетиционные - для артистов Большого театра - соседствовали в одном коридоре. В большую перемену можно было пойти посмотреть, как занимаются Гельцер, Кандаурова, Тихомиров, Жуков. Почтительно спросив разрешения и получив милостивый кивок, можно было сесть где-нибудь в сторонке и смотреть, впитывать черновики совершенных поз, запоминать реплики, которыми обмениваются премьеры, разгадывать, расшифровывать приемы, с помощью которых им поддаются самые трудные движения. Хотя профессионально я лишь начинал формироваться, ко мне довольно рано пришло сознание, что в балете я должен сделать что-то свое. Я чувствовал, что мне предстоит найти свой собственный исполнительский стиль. Но чтобы танец стал мне подвластен, придется преодолеть множество технических трудностей. И я жадно смотрел, как работает, к примеру, Тихомиров.
Он интересовал меня необычайно. Я знал, что он не жалует меня, считает "недоучкой", "человеком со стороны", что ему претит вся эта затея Горского с классом для взрослых. Я наблюдал Тихомирова, пытаясь понять, что же это за человек. Он всегда репетировал в пижамной куртке. Честно говоря, это было довольно смешно. В те годы существовала строгая балетная униформа. Черновые тарлатановые пачки или длинные крепдешиновые хитоны - для женщин. А танцовщики были и вовсе задрапированы. Обязательные белые чулки. Длинные, под колено, штаны. Белая, с длинными рукавами, блуза. Так вот Тихомиров поверх всего надевал еще и пижамную куртку. Обладая геркулесовым телосложением, Василий Дмитриевич был несколько грузноват. Но всегда было видно - это первый танцовщик! Уже тогда я начинал догадываться, что для творчества необходимы фанатизм, воля, самозабвение, отдача себя работе без остатка. Но воля эта должна быть веселой, а не высокомерной. Мне нравился тип людей, которые, прекрасно зная себе цену, не без оснований полагают, что не одни они центр вселенной, что в мире существует еще уйма интересных профессий, искусств, философий, верований. А Тихомиров был постоянно царствен, всегда мэтр.