Я хорошо помню неказистый дом в Мыльниковом переулке, неподалеку от Чистых прудов, где у входа в подъезд висела эмалированная вывеска: "Зубной врач Мессерер. Солдатам и студентам бесплатно". Врачом мой отец стал уже будучи человеком немолодым, имея семью, четверых детей. (Я был четвертым ребенком, а после меня родилось еще четверо.) Чтобы получить образование, ему пришлось уехать из Вильно, где мы прежде жили, в Харьков. Там отец экстерном сдал экзамены за гимназию, а потом поступил на медицинский факультет. Пока он учился, мать с детьми оставалась в Вильно. В 1904 году отец получил диплом, давший ему право на жительство и практику в Москве.
Наша семья не раз переезжала по городу с места на место. Тогда было принято чуть ли не каждый год нанимать новую квартиру. На улицу въезжал огромный фургон, запряженный парой лошадей - "Перевозка мебели. Ступин". Это была известная в Москве фирма, со своими грузчиками, носильщиками, веревками и прочим. Мы, дети, бросив игры, наблюдали захватывающее зрелище погрузки с покрикиванием, переругиванием. Потом фургон с мебелью и скарбом медленно тащился по Москве. Мы переезжали то куда-нибудь на Пятницкую, то на Старую Басманную, то в дом на углу Сретенских ворот и Большой Лубянки, напротив которого находились "вкусные" магазины - молочная Чичкина и булочная Казакова, где за пять копеек можно было купить чудесный кондитерский "лом". Мать давала мне деньги на проезд в училище, но я бегал туда и обратно пешком.
Однако из всех "наших домов" дом вблизи Чистых прудов стоит в моей памяти особо: в нем прошло мое детство. Жили мы всегда небогато, но дух в семье был жизнерадостный, веселый. Мать и отец работали, в общем-то, с утра до вечера. Мать готовила, стирала, шила, убирала комнаты. А у отца прием больных прекращался лишь поздно вечером. Но, несмотря на обремененность житейскими заботами и трудом, мои родители были людьми высокой культуры. Отец знал восемь языков. Иностранных авторов он читал в подлиннике. Английский, например, выучил, когда ему было семьдесят лет, - поступил на курсы и стал там первым учеником. Вообще по натуре отец был философ. Я перед ним робел, побаивался его, держался ближе к матери, которая всегда меня защищала. Но при профессорски строгом облике у отца были явные актерские способности - он любил изображать в лицах разные истории. Обычно это происходило по вечерам, когда вся семья собиралась за большим столом. Причем, если история была сентиментальной, отец так проникался ею, что даже пускал слезу от сочувствия к действующим лицам.
Думаю, по наследству этот талант передался моему старшему брату Азарию, который впоследствии стал любимым учеником Вахтангова и одним из самых ярких актеров МХАТа 2-го. Нет ничего удивительного в том, что пятеро детей из восьми в конце концов ушли в профессиональное искусство: Азарий и Елизавета в драму, Суламифь и я в балет, Рахиль снималась в кино. Когда мы стали делать успехи, мать гордилась нами, но втайне и жалела нас. В мудрости своей она осознавала, к какому тяжкому труду присуждаем мы себя, к какой прекрасной, но и жестокой жизни. Это я понял значительно позже...